То новый предводитель явится в сей час.
Такие тайны тут несли всё льву,
Под страхом смерти берегли молву.
И далеко он не болтун,
Взял по следам идущий тут топтун.
Он делал это ради ли награды?
Поймать – душа и сердце рады.
И когда шпионов тех поймали,
То другой лев поступил там с ними круто.
И что положено – поддали,
Порой жизнь пролетит – минутой.
Да, первая там показания дала,
Когда её полиция взяла.
Вторая всех с ума свела.
Решили, что душою не слаба.
Что бы ни делали с ней – та молчит.
У них не раз был случай такой.
– Задание какое? – Та – гранит,
Словно у неё не пытка, а покой.
Они на ней попробовали всё –
И даже то, что недодумали ещё.
И подсмотреть за ней решили:
И все у камеры в глазок смотрели,
Как в оптический прибор там в тире
Иль же смотрят как в мортире.
И тут увидели – не был смел
Необычный тот шпион-пострел.
По камере неслись стук и вой –
Он бился в стенку головой,
Кричал: «Ты, сволочь же такая, вспоминай!»
Он был в этом деле невзначай…
ОСЛОПЕС
Чтоб собаку не кормить,
Обезьяна решила её скрестить.
Я не знаю, это ли возможно…
В баснях можно, только осторожно.
Допускает ли природа ту породу?
Говорят, всё можно-то в плохую тут погоду.
Вот и у обезьяны то случилось –
Ослица раз собакой отелилась,
От страха та в угол забилась…
Да, те тяжелы тут были роды,
Ветры выли, как поют в непогоды.
Плод – он только что явился –
Обезьяне в зад зубами он вцепился.
И была огромная у малютки пасть.
Ослица, чтоб в обморок не упасть,
К оглоблям арбы жалась телом,
И упали те – упала и она, меж делом.
Но как так явилось чудо?
И среди людей ведь есть пророки,
Так же в природе есть чудо-юдо.
У людей пророки – это все пороки.
А собака на ослицу лает,
Что она мать, – то не понимает.
А ветеринар – принял роды или нет,
О том генетик всё писал великие там речи.
И умом он от ума был так далече.
Ветеринар от страха постарел на двадцать лет,
Шептал: – Проклятый тот момент.
И всё было у него в шерсти,
И копыта, хвост – дорогу им мети…
И есть ли душа – её тут не видать,
Что большие уши, – то ему не знать.
И ластиться к хозяину охота бита:
И как ластиться, ведь на ногах копыта?
А хвост у него, как у осла,
Язык же – как лопасть у весла.
Он его всем кажет, как в жару,
Словом, чудо на миру.
Нет почтения ведь к старости,
И в любое время там – явленье ярости.
Прерывает он мыслей хороших лёт
И кусает больно, и копытом бьёт.
Хвост колюч у «младенца», как сосна,
И на морде глазки добрые – весна.
Часто в пляс он так ходил,
Вызывал смех, хоть не было сил.
А горилла кобеля позвал.
Тот: «Иа-иа!» – тут заорал.
Тот хотел его запрячь,
Зубы в тело – и наутёк он вскачь.
И когда обрезки мяса дал,
И собака та-осёл его лягал.
А когда он сено предложил,
Он ему чуть руку не откусил.
Как кормить, не знает ословод,
И от смеха падает народ.
А тот в дело иль без дела всё орёт,
На охоту лаем всех зовёт.
Дело для охотника хорошее,
Снег когда покрыт порошею.
Тут случилась та беда:
Видит зайца ослопёс и стога.
И он, словно гончая, назад так сел,
Словом злым хозяина задел:
– Ты что, так по жизни здесь чудак
Иль совсем дурак?
Как могу поймать двоих?
Ты лови, ешь ты сам их.
Ведь там, вижу – зайка,
Тут душа горит – там сена пайка.
Ты займись селекцией,
Чтоб тут мясо с растением было,
А то я займусь сам вивисекцией,
И пусть сеном крыта же кобыла…
Ведь сейчас – в растениеводство ген –
И генетики так получают с мясом хрен.
Так что если ты меня затеял
В смысле большой экономии,
Ты, конечно, новизной повеял,
