Мой отец пренебрегает в телефонных разговорах приветственными любезностями вроде «Привет, это папа».
– Сразу не вспомню, но уверена, что смогу выяснить. Это срочно? Происходит ограбление почтового ящика или нелегальный дикий рейв в павильоне для боулинга?
– Детка, язви сколько хочешь, но сама основа общества трещит по швам, раз пожилой человек не в состоянии выехать с собственной парковки, потому что заблокирован полноприводной колымагой какой-то дуры, которая не может пройти пять метров, чтобы забрать своих лоботрясов из школы. К тому же, когда я попросил ее подвинуться, она сказала: «Отвали, глупый старый ублюдок!» Тут нарушение, усугубленное словесным оскорблением, и я этого просто так не оставлю.
Папу никогда нельзя было назвать сдержанным человеком. Высокая планка, которую он ставит самому себе в вопросах поведения и отношений, является мерилом для всего человечества, и он весьма скептически относится ко всем, кто до нее не дотягивает.
– Я выясню, но учти, старший констебль – женщина.
– Черт подери!
Старшие констебли женского пола явно не внушают ему доверия.
После очень позднего обеда, как обычно, разделенного с Хайзумом, я награждаю себя костром. Не уверена, что это разрешено – скорее всего, противоречит какому-нибудь закону, – но я с удовольствием иду на риск ради треска и шипения горящих листьев, согретых у огня лица и рук и аромата лесного дыма, пропитывающего волосы и одежду. К тому же в это время года костры повсюду. Вчера был Хэллоуин, а на этих выходных предстоит бесконечная какофония фейерверков. Но куда исчезли процессии просителей «пенни для Гая»? Когда мы были детьми, половина удовольствия от Ночи Гая Фокса заключалась в старательном сооружении чучела самого Фокса из старых штанов, рубашки, колготок (для головы) и огромного количества смятых газет. Потом мы водружали его на самодельную тележку и расхаживали по улицам, выпрашивая деньги на фейерверки у добрых соседей. В те времена это было очень доброжелательное мероприятие, не то что современные вымогательства с угрозами. Прошлым вечером Хайзуму удалось прогнать от моей двери толпу подростков, наряженных в вампиров и зомби, но цена, которую мне пришлось заплатить за их бегство без наживы, – полдюжины разбитых яиц на стекле машины.
Огонь занимается не сразу. Некоторые листья промокли, и я раздуваю неуверенное пламя пустым пакетом из-под земли для горшков. Мои старания вознаграждаются шипением и внезапной вспышкой. Наверху, в окне спальни, легонько покачивается деревянная лошадка. Или это лишь игра затуманенного дымом воздуха? Сегодня – Día de los Angelitos. День маленьких ангелов. Один из трех дней мексиканского празднования «Дня мертвых» – в Día de los Angelitos семьи собираются, чтобы вспомнить умерших детей. Они приглашают в гости их души и чествуют их жизни, пусть и короткие. И мы соблюдаем этот день, каждый год.
Но мне хочется, чтобы нам не приходилось делать это в одиночку. Хочется, чтобы мы могли делиться воспоминаниями, и счастливыми, и печальными. Первые все еще вызывают у меня улыбку, а вторые заставляют сжиматься в комок и плакать.
Мне никогда не хватало мужества пригласить близких и друзей присоединиться. Они могут счесть это излишне сентиментальным, или неадекватным, или просто странным. Эдвард – единственный, кто действительно меня понимает, и поэтому к нам присоединится только Эдвард. Эдвард и Лорд Байрон, его пес. Я сооружаю в саду особый алтарь,
