Я всегда хотел написать одну-единственную книгу. План ее я наметил давным-давно, когда жизнь в очередной раз повернулась ко мне темной стороной. Эти заметки я пронес через бесконечную череду выпавших мне скитаний и блужданий. Самому не верится, сколько раз я оставался буквально ни с чем! Но я хранил верность своим воспоминаниям и сберег все до последнего листка. Хотя особой нужды, как оказалось, в этом не было. Все, что я пережил, сохранилось в памяти с такой отчетливостью, как если бы это случилось только что. Мельчайшие детали все до единой намертво отпечатались в моем воспаленном мозгу. Всю жизнь я писал одну-единственную книгу – и по большей части в собственной голове. Почти все уже нашло дорогу к читателю. Кроме заключительного тома. Эпилога. Я до сих пор не представляю, как будет выглядеть окончательный вариант этого пестрого сооружения.
Переживая все происходившее заново, и не один раз, я вижу, что ярче всего выделяются не сами события, а сиюминутные впечатления от них. Чей-то взгляд, случайный уголок, в который меня заносило судьбой, лица прохожих, порой навсегда поражающие своим необщим выраженьем. Летописец из меня никудышный, мне никогда не удавалась строгая последовательность событий, да я никогда и не преследовал такой цели. Я наблюдатель, и мои наблюдения носят, как и сама история, крайне сбивчивый характер. Каждый пишет собственную всемирную историю. Если бы кому-то пришло в голову сопоставить несколько исторических трактатов, принадлежащих разным авторам, то несчастный зашел бы в полный тупик из-за того, что история не ведает ни реальности, ни достоверности. Прошлое, личное ли, общественное ли, – непролазные джунгли. Взявшись его описывать, рискуешь заплутать в потемках.
Или взять, к примеру, биографии. Наши неисповедимые тернистые и извилистые пути образуют запутанный лабиринт. Мало кому удается добраться до его сердцевины. А добравшись, встретить Минотавра и, поразив чудовище, сгинуть самому. Искажение прошлого влечет за собой искажение будущего. Случившееся, равно как и неслучившееся, не задевает никаких струн в нашей душе, не угнетает и не трогает. Леденящие события прошлого в пересказе обращаются чем-то славным и радостным вроде успешной вылазки в сортир или полета на Луну. К чему тогда этот беспредметный разговор, к чему вообще слова, если они ничего не значат, спросите вы. Что толку сотрясать воздух пустой болтовней? Да потому, что сам процесс доставляет ни с чем не сравнимое наслаждение. Жить без книг, не иметь возможности читать и писать, обходиться без секса, без человеческого общения – так ли уж это ужасно? Даже писателю это по силам, если он умудрится найти общий язык с самим собой. К тому-то я и веду: я научился искусству дружить со своим «я». И мне пришлась по душе такая жизнь[10].
У каждого свой путь, и каждый по-своему живописует картину мира. Мы бездумно плывем по течению, провожая рассеянным взглядом прихотливые картинки, меняющиеся, как в калейдоскопе. Мы тянем за собой в будущее мертвый груз прошлого. И так до тех пор, пока в один прекрасный день мы не повстречаем ее, свою единственную. Тогда нам кажется, что мир преобразился, как по мановению волшебной палочки. Но, скажите на милость, разве может мир перемениться в один миг? С каждым из нас такое случалось и ни на йоту не приблизило нас к истине. Нам суждено вечно стучаться в ее врата…
