Мухтарбек Кантемиров - страница 19
И премьера – восторг души.
8 июля 1989 года – мы завоевали 1 место на Фестивале нетрадиционных театров.
20
– То, что мы выступали на этом стадионе – символично. Именно здесь, в 1952 году, советские спортсмены впервые приняли участие в Олимпийских играх. Это был кусочек истории.
И когда мы жили по Франции, к нам пришел белый офицер – он был адъютантом у генерала Кудасова. Такой колоритный дед. Приехал на «харлее», на нем были кожаные краги еще времен гражданской войны, шлем.
Говорит:
– Я живу в двух кварталах отсюда. Русских в последний раз видел в 52 году на Олимпиаде. Но подходить к ним не разрешали. А так хотелось послушать настоящую русскую речь! Сейчас с кем-то можно поговорить?
Мы стоим с Мухтарбеком, и я предлагаю:
– Можете со мной.
– А вам не страшно общаться с белым офицером?
– Учитывая фамилию генерала Кудасова, и то, что «Неуловимые мстители» очень у нас популярны… Не только не страшно – интересно!
– Приглашаю вас в гости.
И мы пошли, так как товарищ из ЧК покинул нашу делегацию в Германии – его отозвали…
– Чтобы он не разложился, – вставляет Марина
– А сейчас наш самый большой успех – то, что мы живы – говорит Клименко, – Когда после шестилетнего пребывания за рубежом мы вернулись в Россию – в течение трех месяцев в Новогорске побывали журналисты семи телеканалов.
И мы были такие радостные – вернулись! В Россию!
Потом все затихло. И мы, – со вздохом, – начали выживать здесь.
20
Когда все разъезжаются, Мухтарбек недолго стоит у «детской».
Тихий, умиленный его смех – щенки хватают друг друга за лапы. Он наблюдает за ними, кажется, не отрываясь, но пальцы его в это время заняты – мастерит стек.
– Деточки… Теперь не высыпаюсь – Ася гулять просится по два-три раза за ночь. Я ее вывожу.
Ася показывает, что не прочь бы прокрасться к детям:
– Ну, нельзя! Наташа ругаться будет!
Пускает, чтобы никто не увидел, и сокрушается над плачущим щенком:
– Куколка, бедная! Видно она ему лапу все-таки сломала. Солнышко, ну как же ты…
Оборачивается – и про Асю:
– Я её ругаю, а она мне глазки строит. Хитрая-хитрая, как еврейка.
Уже поздний вечер. За столом кроме Мухтарбека – мы с Наташей.
– Цахтон будешь?
Густой, белый соус, со множеством оттенков вкуса – неотъемлемая часть трапезы.
О нем говорят: «осетинский анкл-бенс»
– У тебя плечи болят – не дотянешься. Я подам, – говорит Наташа
Но Мухтарбек все-таки тянется – и задевает чашку. Весь чай – на стол…
– Пьер Безруков! – с чувством восклицает ученица.
Он кротко соглашается:
– Безмордов.
Наташа меняет тон:
– Да хватит… не надо на Кантемирова наезжать. Это только я могу. Ты лучше скажи, Васильич нормально денег дал?
– Я сказал, что там нож хороший продается. Но чтобы осетин обманул хохла…
Потом Мухтарбек рассказывает, что отказался от операции:
– С лошади спрыгнул неудачно – сломал ногу. И срослось неправильно. Врачи говорят – снова надо ломать, и полгода после лежать. Они с ума сошли! Я все равно выступаю: и на лошади сижу, и на стремя давлю…
Ночевать мне сегодня – в бане, которая все тут же, с другой стороны офисо-конюшни.
Янтарная желтизна дерева. Жаркий воздух опахивает нас из приоткрытой двери парной.
– Сейчас все отключили, а замерзнешь ночью – вот щиток, – Наташа показывает нужные кнопки.
Рядом небольшая, тоже деревом отделанная комната. Слава Богу, возле дивана стоит стол. Можно будет писать.
Юлька – Наташина дочь ни за что не останется в бане на ночь. Она видела тут домового!