Он принимается чистить усики. Смачивание (ему кажется странным облизывать усики, не улавливая при этом опознавательного запаха), очистка, лощение с помощью локтевой щеточки, сушка.
Ну и ну, что же делать?
Перво-наперво – остаться в живых.
Только одно существо может вспомнить его инфракрасный образ без всякого подтверждения с помощью опознавательных запахов – Мать. Однако Запретный город кишит солдатами. Ничего не поделаешь. В конце концов, старинное изречение Бело-киу-киуни гласит: «Зачастую куда безопаснее бывает в самом очаге опасности!»
– Эдмонд Уэллс не оставил о себе добрых воспоминаний. Вот почему, когда он уходил, никто не стал его удерживать.
Это сказал пожилой мужчина с приятным лицом – один из заместителей директора корпорации «Свежее молоко».
– Но ведь он, кажется, открыл новую пищевую бактерию, ту, что должна была придавать ароматы йогуртам…
– Да уж, что касается химии, тут у него бывали приступы гениальности. Правда, не регулярно, а время от времени.
– У вас были с ним неприятности?
– Признаться, нет. Выражаясь точнее, он не вписался в команду. Держался особняком. И, даже если его бактерия принесла миллионы, должным образом у нас это, пожалуй, никто не оценил.
– Вы можете говорить без обиняков?
– В любой команде есть начальники. А Эдмонд терпеть не мог ни начальство, ни иерархическую власть в любой ее форме. Во всяком случае, он презирал руководителей, которые «руководят ради того, чтобы руководить, и ничего не производят», как он сам выражался. Ну а нам всем приходится подчиняться им. Хотя ничего зазорного в этом нет. Такова система. Он все нос задирал. И его сослуживцев это коробило даже больше, чем само начальство.
– Как он ушел?
– Повздорил с одним из заместителей директора по какому-то вопросу, хотя, должен признаться… он был тогда совершенно прав. Тот закрылся у Эдмонда в кабинете, и это вывело его из себя. Когда он увидел, что все на стороне того зама, ему пришлось уйти.
– Но вы же сказали, он был прав…
– Иногда лучше поступить как трус в интересах влиятельного человека, пусть даже он тебе и неприятен, чем проявить смелость ради того, кто никакого влияния не имеет, даже если он тебе симпатичен. У Эдмонда здесь не было друзей. Он с нами не ел, не пил, а лишь витал в облаках.
– Тогда почему вы признаетесь в собственной трусости? Незачем было мне это рассказывать.
– Гм… после его смерти я все думаю, что мы поступили недостойно. Вы его племянник, и я это рассказываю, чтобы хоть как-то облегчить душу…
В глубине темного узкого прохода виднеется деревянная крепость. Запретный город.
Это сооружение на самом деле сосновый пень, и вокруг него воздвигнут купол. Пень – сердце и позвоночник Бел-о-Кана. Сердце – потому что там, внутри пня, размещаются королевские покои и бесценные запасы провизии. А позвоночник – потому что благодаря ему Город может противостоять бурям и дождям.
При ближайшем рассмотрении нетрудно заметить, что стена Запретного города испещрена сложными узорами, напоминающими варварские письмена. Это проходы, некогда проделанные первыми обитателями пня – термитами.
Пять тысяч лет назад, когда прародительница Бело-киу-киуни объявилась в здешних местах, она сразу же столкнулась с ними. Война была долгая, она продолжалась больше тысячи лет, но белоканцы в конце концов победили. Тогда-то, к вящему своему изумлению, они и обнаружили в дереве монолитный город с проходами, который вообще не поддается разрушению. Этот сосновый пень открывал перед ними новые возможности и в строительстве, и в архитектуре.
