Мои детство и юность прошли в этом доме. Восхитительное было время.
Помню, нашей соседкой была одинокая женщина по имени Мария, вернее, Мария Фёдоровна, но все звали её Машкой. Почему? Потому что её никто не любил. Она ни с кем не общалась. Работала на фабрике «Красный луч». Рано утром уходила на автобусную остановку, а вечером быстро исчезала в своей комнате и запиралась на ключ. Выходила разве что за водой к колонке да в туалет, который располагался в саду, на заднем дворе. Ни с кем, никогда – ни полслова. Из живых существ она разговаривала только со своим котом Михаилом – ленивым толстым созданием чёрного цвета. Однако соседи – и это тоже отбивало у них всякую охоту общаться с Машкой – слышали, как она, находясь в комнате, называла кого-то «моя милая» и «мои дорогие». Некоторые, признаться, считали её колдуньей, другие – умалишённой. Дети прятались от неё по углам, а взрослые предпочитали обходить стороной.
Однажды мы играли в прятки.
Не зная, куда спрятаться, я решилась на отчаянный шаг: увидев, что дверь в Машкину комнату открыта (вероятно, хозяйка вышла за водой), я вбежала туда и спряталась среди одежды. Я знала, что меня здесь точно никто не найдёт – кто решится заходить к Машке? Я тихо встала за старым полушубком и начала сквозь прореху осматривать комнату. Вполне аккуратно и чисто, никаких черепов под потолком, никаких засушенных куриных лапок, никаких кипящих котлов в печке. На полу – разноцветные дорожки. В верхнем углу, на полочке, темнела икона Спасителя, около которой стояло блюдечко со свечкой. Я совсем успокоилась.
Через некоторое время в комнату вернулась Машка. Она принесла канистру с водой и поставила её у печки. Затем неспешно сняла пальто, повесила на вешалку и закрыла дверь на ключ.
– Скоро ужинать будем, мои дорогие, – сказала она. «С кем это она разговаривает? – встревожилась я, и на всякий случай ещё раз оглядела комнату. Никого, кроме меня, Машки и чёрного кота, лежавшего на кровати. – Странно».
Машка налила воды в кастрюлю, поставила её на огонь. Вытащила из сумки овощи и принялась их резать на деревянной дощечке. Вскоре в комнате запахло овощным супом. «Надо как-то выбираться», – подумала я. – Но как?» Машка вдруг сказала:
– Что же ты прячешься? Выходи, гостьей будешь.
Это явно относилось ко мне. Я вылезла из-под полушубка и боязливо подошла к хозяйке.
– Как вы меня заметили?
– Я видела, как ты вбегала в комнату. Ты можешь меня не бояться – не знаю, что тебе про меня наговорили. Сейчас будем пить чай, садись за стол.
Вскоре я уже знала, что Мария Фёдоровна родом из маленькой деревни, которая располагалась недалеко от Мурома; что была в эвакуации в Иваново, а муж и дочка оставались здесь; что они погибли в конце войны и похоронены на кладбище, находившемся на нашей улице.
– Видела надгробные камни на первом этаже? – спросила Мария Фёдоровна.
Конечно, видела – каждый день мимо них прохожу.
– Так вот, это они, на их могилах стоит наш дом. Я когда-то ходила в архив, чтоб выяснить, где они похоронены, а потом и камни нашла. Думаешь, почему я живу в этом доме?
– Они теперь всегда с вами, – сказала я. – Верно?
– Верно. Вы здесь, дорогие? – вдруг спросила Мария Фёдоровна.
И тут я заметила, что в свете от зелёного абажура, висевшего над столом, виднелось не две тени, а четыре! Я взвизгнула и выбежала из комнаты. Весь вечер я бродила по городу: сидела на лавочках, заходила в магазины, купалась в реке. На некоторых домах по нашей улице видела старинные надгробные камни.
