Я никому не рассказала об этом случае. С того дня мы ещё часто виделись с Марией Фёдоровной, иногда я приходила к ней на чай. Тени перестали меня пугать, ведь даже кот их не боялся. «В самом деле, что в этом плохого и страшного? – думала я. – Это же её родные люди».
Вскоре мы переехали из этого дома в другой, более современный. Теперь в нашем старом доме никто не живёт. Мария Фёдоровна давно умерла и, наверное, встретилась со своими дорогими тенями.
Санкт-Петербург
Эта история произошла в 90-е годы прошлого века, когда на улицах грохотали бои местного значения, в магазинах царило запустение, заводы умирали один за другим, – очередная эпоха русской смуты. Всё это напоминало джунгли: благоденствовали сильнейшие и хитрейшие. Очень сложно было в ту пору сохранить человеческий облик, не всем это удавалось.
В нашем доме жил одинокий старый профессор. Звали его Александр Иванович. Несколько лет назад он переехал из Москвы – вернулся на Родину. Жена его давно умерла, а сын, тоже учёный, работал за границей и появлялся в жизни отца только в виде редких телефонных звонков.
Александр Иванович был ботаником и довольно известным – по его книгам до сих пор учатся муромские студенты, а в далёком городе в честь него названа улица. Но времена блестящей научной деятельности и московское преподавание остались позади. Сноски на его работы теперь появлялись разве что в качестве поклона, не более. По утрам профессор приходил в качестве консультанта в то учреждение, где почти полвека назад начинал учёную карьеру. Входя, Александр Иванович торжественно провозглашал тихим голосом: «Я вас приветствую!». Затем усаживался за скрипучий стол и рисовал по памяти редкие растения.
Но он не был лишь украшением института – к нему часто обращались за советом. Втайне гордясь этим, старый профессор с энтузиазмом обрушивал на собеседников потоки своей осведомлённости. Память его до сих пор была молода и всесильна. Поражённые коллеги очень неохотно отходили от этой живой энциклопедии. Такие дни были праздником для Александра Ивановича.
Он жил в памятнике архитектуры эпохи классицизма, в квартире с очень высокими потолками. В одной из комнат был большой камин, перед которым стояли кресло и чайный столик. Здесь профессор отдыхал по вечерам. Другую комнату почти полностью занимал огромный письменный стол, достойный стать украшением любого музейного собрания. В нём было множество полочек и различных уютных углублений, в прошлой жизни служивших тайниками. Стол был украшен бронзовыми фигурными накладками и, кажется, раньше на нём даже виднелись остатки росписи. Теперь он был завален книгами и рукописями. Вдоль стен стояли высокие полки, плотно забитые журналами на нескольких европейских языках.
В ту пору Александр Иванович занимался приятным делом: отбирал статьи для публикации собрания своих сочинений. Читая одни работы, он удовлетворённо хмыкал, иногда улыбался. Читая другие, что-то перечёркивал и с гневом выбрасывал в мусорную корзину.
Но стол и книги были не главным украшением этой комнаты – здесь находились десятки растений из разных уголков земного шара. Они вились по потолку, стояли в углах, выглядывали из-за книг.
Царём всех зелёных и красивых был большой тюльпан, привезённый Александром Ивановичем ещё в молодости откуда-то из Малой Азии. Он был любимцем старого ботаника. Аркадий – так учёный называл своего питомца – был весьма привередлив. Его надо было поливать строго в определённые дни и часы, при этом вода должна была быть особой, настоявшейся и обогащённой питательными веществами. Профессор обожал Аркадия, иногда он даже среди ночи вставал, чтобы проверить, всё ли у него в порядке. А в то время, когда тюльпан цвёл, ботаник был вне себя от счастья: напевал песни своей столичной молодости, танцевал вальсы и, говорят, даже декламировал Пушкина. Богатые и нахальные предлагали учёному астрономические суммы за Аркадия, но Александр Иванович строго отвечал, что друзей не продаёт, и с презрением отворачивался.
