MUSEUM (Золотой кодекс) - страница 6



Я увидела длинный дом, похожий на гостиный двор, где возле деревянного заграждения паслись белые, гнедые и вороные лошади – словно бы ожившая иллюстрация к главе шестой Откровения Иоанна Богослова: «И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай». Люди вместе с лошадьми заходили под крышу длинного, в несколько десятков метров, одноэтажного здания: кажется, в этом здании располагался заезжий двор для гостей прославленного бенедиктинского монастыря.

Мгновенно вспомнилось мандельштамовское: «О временах простых и грубых / Копыта конские твердят. / И дворники в тяжелых шубах / На деревянных лавках спят». Дворников поблизости не наблюдалось, однако образ был хорош и узнаваем. Может быть, паче чаяния, Осип Эмильевич, отучившийся в свое время в нашем Uni[15] пару семестров, и здесь успел побывать, подобно мне?..

Осторожно, стараясь оставаться незамеченной, я проследовала далее за Сандерсом. Он свернул к одному из монастырских строений, довольно высокому, в два этажа, и зашел в него, с видимым трудом отворив широкую дверь темно-коричневого, потемневшего от времени дерева, обитую кованым железом.

По всей видимости, это была монастырская трапезная, где обычно обедали монахи и прочий многоликий странствующий люд – пилигримы, кочевники, просто торговцы. Помещение было очень просторным, но при этом довольно уютным – может быть, из-за обилия простой, словно бы наскоро сколоченной деревянной мебели – безо всяких замысловатых виньеток и украшений. Освещалось оно множеством длинных факелов, закрепленных на грубой кладки стенах из медно-рыжего известняка…

Темным словом пророка…

Темным словом – пророка —
Пролетит над землей
Иль – умолкнет до срока
Голос дрогнувший мой…
О, средь полночи чадной
Слов – несказанных – ад…
На ладони прохладной
Жар – от лба и лампад,
Запах темного хлеба,
Потревоженных лоз…
…В устье сонного неба —
Отсвет дремлющих гроз.
Вспыхнет ль Слово сегодня,
Мрак минуя – ночей,
В церкви Гроба Господня
Светом – тысяч свечей.

Язык библиотек старинных…

Язык
   библиотек старинных,
Полуистертых перьев
                             скрип…
Незрим – сокрыт в портьерах
                                    длинных —
Небес февральских
                       манускрипт.
И утро ли
             взойдет над нами,
Иль вечера
               истлеет даль,
И – отзвенев
                 колоколами —
Седьмой
             окончится февраль…
Хоров григорианских
                                  пенье
Услышим —
                там, у алтаря,
И шорох
              спелых трав,
                               круженье,
Крушенье —
              листьев ноября…
…Расцвечено
                сияньем странным
Тех слов
              древнейшее нутро…
Но даст ли имя —
                       безымянным,
Немым молчащее перо…

Он вошел в этот дремлющий город…

Он вошел в этот дремлющий Город,
Чуть помедлив у низких ворот,
Там, где скоро, как вор – или ворог,
Он Голгофской дорогой пройдет.
Этих улиц – недвижных и сонных,
Словно умерших, – движется тень…
Грозового отсвета колонны
Продлевают медлительный день.
Он проходит дорогою рая —
Как трудна и терниста она…
Ни души…
То душа ли живая,
Что склонилась вон там,
у окна…

Свиток третий

(отрывок из романа Анны «Нерушимая обитель»)


Профессор Веронези был убит в пятницу вечером, около 18:00, в собственном доме, где после шумного развода, скандальные подробности которого за года два до трагедии стали известны всему факультету, он жил один.