Местная гадалка, что жила на южной окраине деревни, на рассвете ушла куда-то с вещами… Хм, Ирга? Неужели её переманили к себе? Но кому она была нужна? У Гримов свои тёмные маги, Протеи предпочитают технологии, а Шрумы вояки, зачем им глуповатая и неумелая гадалка?
Упомянув Иргу, пчёлы резко поменяли танец. Если до этого он был плавным и размеренным, то теперь стал хаотичным и тревожным. Они спешили упомянуть всё, что успели узнать, но не могли вплести разрозненные отрывки в единое полотно повествования.
Стелла подалась вперёд на своём троне и, не отводя внимательного взгляда, напряжённо следила за маленькими информаторами.
Гадалка поспешно покинула своё жилище, оставив за собой лишь шёпот ветра и тягостное ощущение недоговорённости. Пчёлы старательно рисовали в воздухе фигуры страха и раскаяния, которые сопровождали это бегство. И ещё одно имя – Одур. Его произнесла гадалка в ночи. И её услышали сонные слизни в камнях неподалёку. Ещё что-то было о таинственном госте, о грохоте и шуме, но, может быть, то лишь приснилось слизням?
– Одур? – вслух произнесла Стелла. – Кто такой Одур?
Пчёлы заметались в растерянности. Это имя не говорило им ровным счётом ничего: они не понимали саму концепцию имён, все пчёлы были единым организмом, взаимозаменямым и взаимоподдерживающим. Они и так с трудом научились отличать Шрумов от Протеев, а Гримов – от болотных кочек. Распознавать же разных Шии’Мори под силу было лишь некоторым вождям роёв. И то, для этого тот или иной Шии’Мори должен был выглядеть необычно, как, например, гадалка Ирга, обвешанная бусами, гремящими браслетиками и всякими цветными шнурочками.
Стелла ощутила беспокойство. Судя по звучанию, имя Одур принадлежало кому-то из племени Шрумов. И что самое странное, оно было Стелле смутно знакомо. Вряд ли она встречалась с этим Одуром – имя не вызвало у неё в памяти никого конкретного. Но она определённо его слышала, и это беспокоило.
Пчёлы озадаченно зависли в воздухе, наблюдая за королевой Шии’Мори. Для них всё, о чём они только что поведали, было одинаково важным/неважным. И они не могли понять, что именно послужило причиной перемены в настроении Стеллы.
– На сегодня всё, – наконец сказала она, махнув рукой.
Пчёлы повиновались приказу и, продолжая озадаченно жужжать, отправились в улья.
– Сюда, – Стелла щёлкнула по большому пиону, склонившемуся возле её трона. От щелчка пыльца опала с тычинок, и лёгкий, недоступный никому, кроме бабочек, аромат разнёсся вокруг.
Через пять минут те откликнулись на призыв, повиснув над Стеллой цветастым трепещущим облаком.
Инстинкты подсказывали Стелле, что момент, связанный с появлением Одура, – кто же это такой? – так просто оставлять нельзя. Это было слишком странно даже по меркам тех странностей, которые в последнее время происходили в лесу. Если даже глуповатая Ирга что-то почуяла и почла за благо сбежать в никуда. А любая странность, любой сбой в равновесии размеренной жизни леса может иметь непредсказуемые последствия.
Стелла сделала бабочкам несколько быстрых знаков. Их стайка свернулась в спираль, а потом растянулась длинным и узким платком над головой.
Королева всегда жалела о том, что из бабочек никудышные воины. Да, умные, чуткие, внимательные, не упускающие ни единой мелочи, способные к анализу и самостоятельным решениям, но слишком хрупкие, слишком нежные. Достаточно небольшого перепада температур – и вот уже бабочка мертва. Мертвы они и после сильного ветра, и после обильного ливня. Их приходилось беречь и вызывать только в крайних случаях.
