– Мне что, всю жизнь здесь сидеть? – возмутился Волков. – Думаешь, я по своей воле?..
И осекся.
– Знаю, знаю, Тамарка посадила. – Показалось, вздохнула с состраданием. – А впрочем, что не сидеть-то? Со всех сторон взятки дают, богатое место…
– Кто дает ? – Он снова напялил парик. – Через таможню давно товары не носят и не возят. У всех свои «окна» для трафика… Торчу тут, как идиот. Я, между прочим, управленец, институт закончил, мне еще сорока нет. Прирожденный аналитик и организатор, а вынужден заниматься черт-те чем! Налоги собирать, людей обыскивать, тряпки в сумках считать…
Оксане и впрямь стало его жаль.
– Бедный Мыкола, – вздохнула по-бабьи. – И жениться тебе пришлось на Кожедубихе…
– Мы с ней не расписаны, так что…
– А ты без парика даже симпатичный! – заметила она и потрепала короткий ежик на его голове. – Вид мужественный…
У него от таких слов на миг дыхание перехватило, однако он сделал вид, что дышит нормально, ибо знал, как Оксанка умеет заводить мужиков. Причем заведет, пококетничает и тут же жестко отошьет – из спортивного интереса, характер такой… И теперь спохватилась:
– Ладно, некогда болтать, Котенко родит.
– Тебе самой рожать пора!
– От кого ? От мутанта, что ли ? А то, может, от Чернобая? Родишь тут, как раз!
– Жених-то когда приедет?
– Пропал где-то в Якутии мой жених, – без особого сожаления вздохнула она. – Ты, Коль, подсади меня через калитку.
Он был готов подсадить и от предвкушения даже встряхнулся, как мокрый кобель, с головы до хвоста. Оксана по-летнему была в одном только белом халатике, а под ним почти ничего…
Но вовремя вспомнил:
– Чернобай ток включил! Смотри, каких проводов навешал! Триста восемьдесят вольт!
– Откуда ток, если в селе свету нет?
– То у нас, а у москалей току богато. Одни пуговки останутся…
Еще недавно через границу бегали свободно, однако года полтора назад Пухнаренков пристроил своего племянника Митю Чернобая начальником погранпропуска. Этот юный прапорщик сначала никакой опасности не вызывал, проверял паспорта и на всех смотрел жалобно, словно пощады просил. Но через пару месяцев службы что-то с ним начало происходить: взгляд посуровел, плечи распрямились, и даже форма, прежде висевшая на нем, словно мешок, натянулась, отгладилась и ярко зазеленела, как весенняя трава. Митя превратился в прапорщика Чернобая, и эту фамилию произносили трепещущим шепотом: то в паспорте точки не найдет, то она не там поставлена, то фотография не так приклеена. За год он пограничных столбов вдоль стены наставил и КСП заборонил, таким образом создав госрезерв земли под кладбище. А еще видеокамер навесил и повсюду проволоки намотал под напряжением.
– И что мне делать?
– Подожди, придут Чернобай с Вовченко – откроют границу, – отнял сумку, взял под ручку и повлек в сторону хода на башню. – Ты пока научи меня произносить слово «поляница». Не могу добиться хохляцкого звучания.
– Тебе зачем?
– Батько Гуменник экзамен будет принимать. Государственный язык…
Оксана высвободилась, забрала баул.
– Эх, Мыкола, и дурень же ты! Этот Гуменник потешается над тобой, издевается, что ты кацап. И не быть тебе головою, хоть и вправду башку обрей и мову выучи.
– Как же не быть? Сильвестр Маркович обещал!
– Развели тебя, Мыкола, ты и поверил… А головою тату моего назначат.
– Ты это точно знаешь?
– Все, пойду «окно» искать. Волков заступил дорогу:
– Оксана… Скажи по секрету! Что-нибудь конкретное слышала? Про назначение…
