Мужчины, которые действуют - страница 3
Я всё ещё надеялся, что можно будет как-то развернуть ситуацию. Хотел поговорить, решить не доводить до развода. Но в глубине души знал: любовь ушла давно. Осталась только привычка и воспоминания, за которые мы оба цеплялись, не зная, как отпустить.
Мы с женой всё ещё жили в одной квартире. Процесс развода уже начался, но внешне почти ничего не изменилось. Мы договорились, что ближайшие три месяца просто будем существовать под одной крышей. Без упрёков, без выяснений, без привычных и уже утомительных попыток «наладить».
Мы продолжали готовить вместе, делили заботы, поддерживали ритм обычной семейной жизни. Но всё это уже было не о «вместе», а о «мирно».
И, как ни парадоксально, именно в этот переходный период стало легче. Исчезла обязанность спасать то, что давно утонуло. Больше не нужно было мириться, если поругались, или делать вид, что всё в порядке. Мы оба знали: финал уже написан, теперь просто надо его прожить.
И в этой ясности, несмотря на весь груз, вдруг появилось нечто вроде лёгкости. Как будто мы оба, уставшие от многолетней внутренней борьбы, наконец перестали давить друг на друга.
Мы не притворялись. Не старались быть идеальными. Не ждали друг от друга невозможного. И именно в этой честности появилось неожиданное облегчение. Иногда мы даже общались проще, чем за последние месяцы до развода. Без напряжения, без скрытых ожиданий. Просто как люди, которые когда-то были близки и теперь прощаются по-человечески.
Мы договорились с женой, что детям не будем говорить, пока до конца не оформим документы. Хотели дать себе немного времени всё обдумать, спокойно оформить бумаги и только потом уже объяснить, что происходит. Но дети, как известно, чувствуют многое. Иногда раньше, чем мы сами успеваем понять.
Помню, как однажды ехал в лифте с дочкой. Мы стояли рядом, не разговаривали. И вдруг она посмотрела на меня так, будто всё уже знала. В её взгляде было что-то очень взрослое, тревожное и тихое. Я почувствовал её внутреннюю неуверенность и печаль, но не стал первым говорить. Решил: если захочет, сама спросит.
И она спросила. Немного смутившись, но прямо, с надеждой, что я сейчас всё опровергну:
– Пап, а это правда, что вы с мамой разводитесь?
Я сразу увидел, как у неё дрогнули губы, как в глазах заблестели слёзы. И всё же она не отвела взгляд. Ждала, что я скажу: «Нет, ты что».
Я вздохнул, сжал её руку крепче и ответил так мягко, как только мог:
– Да, котёнок.
Она сразу расплакалась и прижалась ко мне, обняв дрожащими руками. Я обнял её в ответ, гладил по спине, стараясь хоть как-то утешить.
– Не переживай, слышишь? Я никуда не ухожу. Мы обязательно будем видеться, как и раньше. Я вас с братом очень люблю. Просто теперь мы с мамой будем жить отдельно. Но я всегда буду рядом.
Она кивнула сквозь слёзы, обняла меня ещё крепче. В этот момент лифт остановился, двери открылись, но мы остались стоять. Просто обнимали друг друга, каждый думая о своём.
Больно, когда твой ребёнок плачет. Особенно, когда ты понимаешь, что ничего уже не изменить. Нельзя сказать: «Нет! Это всё ошибка». Нельзя сделать, чтобы стало «как раньше». Потому что как раньше уже не будет.
Остаётся одно – прожить это максимально бережно. Для себя. И для них.
Три месяца бракоразводного периода пролетели почти незаметно. Всё, что казалось сложным и невыносимым в самом начале, постепенно стало частью новой реальности. Документы были подписаны, и пришло время переезжать.