А наша идея состояла в том, чтобы записывать музыкальные произведения в нашем исполнении и передавать их по Латвийскому радио на всю страну. Идея для того времени была новой, но Янис Иванове сразу же поддержал нас и даже выделил небольшие деньги на создание эстрадного секстета.
С 1956 года музыкальные записи в исполнении нашего ансамбля зазвучали по Латвийскому радио. Вскоре мы стали популярными. Век телевидения тогда еще не наступил, и все слушали радио.
Несмотря на «железный занавес», мы часто давали в эфир музыку западных композиторов. Называть имя зарубежного автора, конечно, не разрешалось, но и отказываться от полюбившихся мелодий мы не собирались. И мы придумали хитрую штуку: называли «враждебные» композиции туманно – современные мелодии в нашей обработке.
Удивительно, но много лет нам это сходило с рук. То ли партийные боссы слабо разбирались в музыке и потому не почувствовали, откуда ветер дует, то ли по каким-то причинам решили закрыть на глаза на чуждые веяния.
Латвийское радио было филиалом Всесоюзного радио, и они обменивались записями передач, в том числе и музыкальных. Наши обработки современных мелодий услышали в Москве, и вскоре в Ригу приехали представители фирмы «Мелодия», чтобы записать музыку в нашем исполнении. Мы записали две пластинки американских мелодий. На них значилось – «Обработка Гунара Кушкиса», известного латвийского саксофониста. (Для «маскировки» мы называли его кларнетистом, потому что саксофон тоже считался идеологически сомнительным инструментом). И тут тоже никто не стал вникать, что и как Гунар обрабатывает – и пластинки большим тиражом разошлись по всему Советскому Союзу.
В 1957 году был создан Рижский эстрадный оркестр (РЭО) – по примеру московских джазовых ансамблей Эдди Рознера и Олега Лундстрема. Оригинальничать с названием нам не нужно было – в Латвии мы были единственными. Как мы теперь понимаем, РЭО был первой ласточкой зарождающейся латвийской эстрады.
Я написал для нашего секстета сюиту в стиле своего любимого Джорджа Гершвина. Первой солисткой ансамбля стала Валентина Бутане, которая, как и мы, училась в Латвийской консерватории. Она была классической опереточной певицей. Потом у нас в ансамбле появилась Айно Балиня, эстонка с низким, задушевным, чуть хриплым голосом. Так сложилось, эстрадные певцы приходили в основном из оперетты. Что, наверно, неудивительно. Откуда еще им было браться?
«Я вырос на джазе и остался ему верен».
Р. Паулс
Даже при советской системе филармония – главное концертное учреждение Латвии – должно было зарабатывать деньги, и ее руководство понимало, что популярная музыка, которую мы исполняли, может привлечь широкую публику. Меня пригласили в оркестр филармонии.
Но я тут же решительно заявил, что готов перейти в Филармонию только со всем коллективом РЭО, который к тому времени представлял собой уже сыгранный секстет. Мне удалось убедить руководство, что хорошую музыку мы сможем исполнять только все вместе. Так студентами четвертого-пятого курса мы оказались под крышей Латвийской филармонии. Наш оркестр был джазовый, но в нем – для отвода глаз – были четыре скрипки. Правда, различить их голос в общем хоре было трудно, но это нас не огорчало.
Поразительно, но у нас все это довольно легко получалось: захотели – стали играть на радио, решили – создали ансамбль. Может, потому что мы верили в себя, в свою музыку и заражали этой верой других, а, может, наш молодой напор соответствовал духу времени.
