И в тот самый момент, когда он уже откинулся на спинку стула и приготовился развернуть мушкет дулом к лицу, в дверь бесцеремонно забарабанил чей-то тяжёлый кулак. Затем раздался низкий кашляющий голос одного из прихожан:
– Преподобный Уотерс! Преподобный Уотерс!!!
Было бы крайне грубо с его стороны выстрелить в этот самый момент, когда за дверью так рьяно его внимания добивался господин Лекорню, местный пекарь и отец восьмерых детишек, которых Уотерс отлично знал.
– Ваше преподобие! – снова закричал Лекорню. – Они здесь! Они уже приехали! Въезжают в поселение с юго-востока!
Какой же у него противный хриплый голос! Кажется, нынче он простужен уже полторы недели, и всё никак не вылечится. Пастор Уотерс со вздохом отложил мушкет и потёр усталые глаза.
Надоело. От них даже на тот свет спокойно не сбежать. От этой же мысли пастор невольно улыбнулся. Пекарь тем временем ещё раз постучал в дверь, и через минуту преподобный Уотерс появился перед ним на пороге – сонный и чуть всклокоченный.
– Простите, простите грешного!
– Бросьте, я лишь слегка вздремнул… – Уотерс, как обычно, говорил спокойно, но в его голосе звучала сдержанная холодность. – Что за напасть в этот раз?
– Преподобный, они действительно здесь! – Лекорню нервно покрутил в пальцах носовой платок. – Колония из шести десятков человек, отосланная к нам господином Пенном! Да что стоять под дождём, разглагольствовать? Пойдёмте-ка, встретим гостей!
И мужчина, с не совсем свойственной для него прытью, бросился прочь от дома пастора, к главной дороге. С каким же разочарованием пришлось Генри Уотерсу последовать за ним, и с какой тоской во взгляде он обернулся на дверь своего дома! Пока он торопливо шагал по тропинке, на ходу поправляя капюшон своего плаща, на ум, наконец, пришло довольно давно похороненное глубоко в памяти письмо от губернатора, в котором тот красочно описывал неких колонистов, с которыми ему довелось столкнуться около года назад, и каким невероятным ему показался их лидер. Дескать, господин тот и его люди попали в беду и находятся на грани жизни и смерти, а за службу нескольких мужчин из колонии в войне против Франции губернатор обещает им землю и место среди жителей поселения. По крайней мере на неопределённый срок…
В тот день пастор был особенно не в духе и забросил письмецо куда подальше, да и позабыл о непрошенных гостях. И надо же было случиться, чтобы колонисты добрались до их поселения именно сегодня!
Плохой день, чтобы умереть. Вот, о чём думал пастор Уотерс, хмыкая себе под нос, пока пробирался к обочине главной дороги поселения. Здесь уже собралась толпа местных. Даже дети сновали меж ног взрослых, распихивая их, чтобы поближе взглянуть на чужеземцев. Эти детишки прежде ещё не встречали ни настоящих цыган, ни испанцев, и теперь глазели на цепочку из бредущих по вязкой грязи людей, раскрыв рты. Наблюдал за этим маленьким «исходом» и пастор.
Действительно, цыгане и их детвора в промокших лохмотьях плелись неторопливо за тремя всадниками, возглавлявшими эту колонну из шести десятков путников. Пастор Уотерс лениво скользнул взглядом по двум повозкам, прогрохотавшим мимо, где расположились старики и женщины. За ними шли, как попало, остальные заметно уставшие колонисты: мужчины с ружьями через плечо, с потухшими взглядами и сбитыми костяшками на пальцах; их жёны в посеревших чепцах и изношенных пальто поверх походных нарядов; несколько подростков и маленьких детей, которые вели себя необычайно тихо.
