Музыкальные диверсанты - страница 20




…а такие, напечатанные на ленинградской экспериментальной фабрике грамзаписи с вывезенных из Прибалтики матриц, распространялись среди номенклатурных работников


Широко известна другая история, когда Леонид Утесов по просьбе товарища Сталина порадовал Политбюро исполнением блатных песен.

Потому, как только появилась возможность, на Ленинградской экспериментальной фабрике грампластинок начали печатать ограниченными тиражами пластинки Лещенко, Вертинского, Морфесси, Сокольского и других популярных артистов-эмигрантов. Для конспирации этикетки на них были совершенно чистые и не содержали никакой информации. Владельцы сами писали на них от руки имя и название. В широкую продажу диски не поступали и были доступны исключительно для номенклатурных работников и приближенных к ним особ.

Но песня не соловей – в клетку не посадишь. И потому голоса Петра Лещенко и его многочисленных коллег вольно неслись по улицам и бульварам.


Петр Константинович Лещенко (1898–1954) родился в селе Исаево близ Одессы. Пел в церковном хоре. Принимал участие в Первой мировой и Гражданской войнах. После аннексии Бессарабии стал гражданином Румынии. Выступал в разных странах мира в качестве танцора. В начале 1930-х познакомился в Риге с композитором Оскаром Строком и начал вокальную карьеру. Через несколько лет стал самым популярным исполнителем русских песен в Европе. Владел фешенебельным рестораном в Бухаресте. Все изменилось с началом Второй мировой… После капитуляции Германии вместе с женой пел для наших военных в Румынии, что, однако, не спасло его от ареста. Подробнее о судьбе певца читайте в мемуарах его вдовы Веры Белоусовой «Скажите, почему?!» (ДЕКОМ, 2010)


Весной во дворы выносили патефон, и начинались танцы. Конечно, его записи были в дефиците, но то, что большинству советских людей творчество Лещенко было хорошо знакомо, – неоспоримый факт.

В дневниках участника полярной экспедиции Папанина радиста Эрнста Кренкеля есть запись от 1 ноября 1939 года:

«Ночью было много телеграмм. Наши дожидались, пока я закончу, спать не ложились. Стали пить чай и “бричковать”: так у нас обычно называются вечерние чайные разговоры. Хорошее настроение у всех – дожили до первого ноября.

Оглушительно гремел Рейкьявик (Исландия), и даже были две русские пластинки: “Дуня, давай блинов с огнем” и “Мусенька, родная”. Пел какой-то конкурент Вертинского. Пластинки занятные».

Нет сомнений, что на «занятных пластинках» звучал голос Лещенко. Названные песни – только его репертуара. Почему Кренкель не называет имени исполнителя? То ли действительно не знает, а то ли не рискует расписываться в любви к «белоэмигранту».

Одесские моряки, рискуя получить обвинение в контрабанде, везли записи на продажу. Владимир Гридин, старожил «Жемчужины у моря», автор записок о Петре Лещенко «Он пел, любил и страдал» [11], вспоминал о довоенном времени:

«Лещенковские пластинки настолько завораживали, что многие люди не останавливались перед очень высокими ценами на них. Так, “Чубчик” тогда стоил 100 рублей – это примерно четверть месячного заработка рабочего (бутылка водки стоила 6 рублей 05 коп.!).

А хорошо знакомая многим, безудержно лихая, захватывающая “Моя Марусечка” достигала стоимости в… 300 рублей! Но одесские любители такой музыки и поклонники этого певца, что называется, не считались с затратами. И многие пластинки Петра Константиновича с его изображением на конверте уносились по домам в разные уголки Одессы, где они звучали сутра до вечера».