Мы были советскими спортсменами - страница 11

«А нейлоновое сердце не клокочет,

А нейлоновое сердце не болит.

Даже если будет сердце из нейлона,

Мы заставим беспокоиться его».

Он сел на скамейку, вынул пачку сигарет Прима, достал из неё сигарету без фильтра и закурил. Затем сделал затяжку, выпустил дым и, уставившись в одну точку, процедил сквозь зубы: «Сволочи!»

Я в этих столкновениях между районами не участвовал. Спорт у меня занимал много времени, кроме того, я любил книги, музыку, короче, глупостями заниматься было некогда. Однако избежать последствий этой вражды было трудно, как невозможно было пройти между капельками дождя. Оказавшись случайно в чужом квартале, можно было и нарваться на неприятности.

Единственное, что прощалось по придуманным кем-то законам, это если парень дружил с девушкой из чужого квартала и провожал её домой. «Наехать на него», как тогда говорили, считалось «западло». При любых других обстоятельствах пощады чужакам не было.

В школе порядок соблюдался, но после уроков на школьном дворе иногда появлялись ребята из соседних дворов и развлекались тем, что явно искали ссоры со старшеклассниками. Было трудно противостоять наглым провокациям этой шпаны. Как правило, их было несколько, причём готовых к драке и к любым последствиям.

Старшеклассникам не хватало решительности, а главное – сплочённости, и пришельцы использовали это обстоятельство.

От безнаказанности некоторые из них всё больше и больше наглели, а жаловаться у нас считалось не по-мужски. Особенно выделялись своей «отвязанностью» шестнадцатилетние братья-близнецы Мезенцевы. Они занимались рэкетом, отбирая у ребят из младших классов карманные деньги. Их уже судили за их проделки, но они были несовершеннолетние, получили срок условно и продолжали нас терроризировать.

Недавно, когда мы с моим одноклассником Серёжкой Лапиным вышли из школы, к нам подошёл один из братьев, которого из-за косящего левого глаза звали Косой. Его брат наблюдал за ним, оставшись сидеть на скамейке.

– Пацаны, займите полтинник, завтра отдам. – попросил он. Серёга посмотрел на него и ответил:

– У нас нет денег.

Косой ухмыльнулся и сказал:

– А что ты за двоих отвечаешь? – и неожиданно ударил Серёгу в солнечное сплетение.

Серёга охнул и присел. Косой повернулся ко мне и, глядя мимо меня своим косящим глазом, спросил:

– Ну? А у тебя?

Я почувствовал, как у меня всё сжалось внутри от предчувствия неожиданного удара, и ответил дрогнувшим голосом:

– У меня тоже нет. Правда.

Косой презрительно сплюнул, сбил с моей головы кепку и пошёл по направлению к школьному крыльцу. Кепка упала в лужу. Я поднял её и помог Серёге встать. Мне было стыдно. Мне хотелось схватить что-нибудь тяжёлое и ударить им в ухмыляющуюся морду Косого, но на это не хватало смелости. Я понимал, что Косой был на пять лет старше нас, тяжелее килограммов на двадцать и наверняка умел драться лучше, чем одиннадцатилетние пацаны.

Такие ситуации случались всё чаще и чаще, а мы не рассказывали об этом взрослым и старались после школы незаметно проскочить мимо.

В один из дней на выходе из школы нас встретил светловолосый парень спортивной внешности. Я вопросительно посмотрел на Серёгу. Он, не глядя на меня, прошептал:

– Это Пынча. Он за моей сестрой Людкой ухаживает.

Пынча оказался двадцатилетним Игорем Пынцовым, который недавно вернулся из армии и устроился работать на шахте горнорабочим. Он улыбнулся и, обращаясь к Серёге, спросил: