Потом она думала: «Я плохой человек». И обращала эту ненависть на себя. Стояла на крыльце дома Эми и Айзека, пока отец не затаскивал её внутрь.
А иногда казалось, она вот-вот заплачет – при виде птички, или от шороха дождя по листьям, или от внезапного прилива любви к матери, сидящей за столом с какой-нибудь книгой – наверняка от Эми. А потом Мэгги опять опрокидывало в ярость – на всех. За то, что они такие, какие есть, за то, что не знают её, а думают, будто знают. А потом – спокойствие; она прижималась к матери, смотрела, что та читает, подносила к странице свечу, чтобы было лучше видно.
А потом Эми спросила:
– Так-то ты представляешь себе дьявола?
Может быть, он и не человек с вилами, но казалось, что всё-таки человек – или принимает человеческое обличье. Возможно, обычного мужчины – худого белого мужчины в костюме. Так Мэгги начала его воображать. Как-то раз нарисовала в уголке тетради дядьку в пиджаке, с вытянутым лицом и плоскими поблёскивающими глазами, как две монеты. Потом сама испугалась и зачиркала.
На следующий день отец приколачивал доску поперёк двери в подвал. Мэгги задержалась у кухонного стола. Отец весь изогнулся, прижав доску плечом, и пятью ударами чётко вогнал гвоздь в верхний левый угол. Вынул ещё один гвоздь изо рта и аккуратно примерился к нижнему углу.
– Что ты делаешь?
Он выпрямился, постучал костяшками по доске, словно проверяя на прочность, и бросил на Мэгги быстрый взгляд, намекая, что это глупый вопрос.
Мэгги уточнила:
– Зачем ты это делаешь?
– Твоя мать, – сказал он.
– Она там?
– Она там что-то слышит. Думает, это какой-то зверь. Будто кто-то поднимается по лестнице.
– Там никого нет. Мы же обе спускались… – она осеклась. – Я хочу сказать – а там правда кто-то есть?
Он нахмурился.
– Если и есть, то уже не вылезет.
От мысли о том, что дверь навсегда закроют, внутри что-то тревожно забилось. А вдруг булавка так и лежит в подвале? Вдруг Мэгги её проглядела в прошлый раз?
К тому же это запретное место. Жалко с таким расставаться.
– Но если ты там кого-то запер, разве он не умрёт?
– Умрёт.
Очевидно, отца это не трогало, и Мэгги робко спросила:
– А не будет вонять?
– При такой температуре он околеет.
– Но ведь потом потеплеет.
– Когда потеплеет, мы уже переедем.
– А.
– Надеюсь, уже скоро.
Он улыбнулся ей. Его радовала мысль о доме, строящемся неподалёку от фермы Дэвида. Отец всё обещал, что через несколько недель снова примется за работу и можно будет перебраться ещё до лета. Их первый собственный дом.
Он снова оглядел дверь.
– А пока что и этого хватит.
Мэгги посмотрела на заколоченную дверь. Доска вся в царапинах и вмятинах – явно не новая.
– Я тоже что-то слышу, – сказала она. – Внизу. И Кэти. Этот дом…
– Хватит, – отец отвернулся и положил молоток в мешок с инструментами на полу. – Дом как дом.
Мэгги знала, ему хотелось здесь оставаться не больше чем остальным. Но это он решил сюда приехать – и был готов защищать своё решение. Если придётся, то и плотницким молотком с досками.
– А те, кто поселятся после нас, не разозлятся, что ты заколотил подвал?
– Это уж их дело.
– А нас ты не мог спросить?
Кухонная дверь скрипнула на сквозняке. Мэгги слышала, как снаружи ветром мотает дверь маленького сарая: та хлопала и снова со стуком распахивалась. Сарай стоял с северного угла дома, где дуло сильнее всего.
– Кого?
– Меня. Кэти.
– Мне ваше мнение не нужно. Ни об этом, ни о чём другом.
