Мы из стройбата - страница 13

Он притопнул ножкой и по-ленински вытянул перед собой руку со стаканчиком:

Костюм поклонился, Мурчик опять потряс головой, а растроганный Торчок захлопал в ладоши и, махнув от плеча рукой, закричал:

– Плещи!!!

Пронин плеснул в складной стаканчик костюма. Потом себе и всем остальным. Едва пригубили, как обернулись на странный шорох.

От тех же кустов, что и костюм, шумно шаркая подошвой солдатского сапога 45-го размера, практически не отрывая её от земли, шагами по метру сорок шёл согбенный, как и до этого костюм, сражающийся с непокорной ширинкой, только что помочившийся на забор, долговязый, одетый в непонятную одежду, похожую издали на военную форму, переросток-очкарик. У очкарика были погоны с тремя лычками, стройбатовские эмблемы, вкрученные прямо в воротник на месте отсутствующих петлиц и очень светлый взгляд, устремлённый сквозь +5, +7 очки в будущее, которое для него печально закончится неверным движением крановщицы на шестом этаже строящегося девятиэтажного дома. Но это будет зимой, через восемь лет, а сегодня было лето, он был жив и здоров, у него были на эсэсовский манер закатанные до локтей рукава коротюсенькой, неимоверно выбеленной хлоркой куртки х/б, опущенный «ниже колен» ремень, ушитые вручную штаны п/ш, мятые в гармошку сапоги со скошенными назад, самопально набитыми каблуками и длинные, затолканные за уши волосы, поверх которых красовалась вылинявшая пилотка с дыркой на месте оторванной звезды. Сержант был откровенно пьян. Над ним летали мухи.

Приняв вовнутрь первый раз и уже принимая во второй, быстро освоившийся в новой компании обладатель черного в искру костюма промычал на него, ресторанно щёлкнув пальцами:

– Эй, самец!

– Я! – отозвался сержант, – я тут!

Все засмеялись, а сержант повернул свои +5, +7 очки в сторону костюма, присмотрелся и спросил: «П-петя, это не ты?» – и, не получив ответа, заволал, приседая и туманно блестя линзами:

– С-салага, веш-шайся!

Пьяный Пронин сперва удивлённо посмотрел на ставшего в позу метателя копья сержанта, а потом на хозяина модного, при ближайшем рассмотрении оказавшегося всего в пятнах, пиджака, который закусывал, усердно налегая на Мурчикову домашнюю колбасу.

– Слушай, это кто такой?

– Му! – зубы обладателя пиджака увязли в колбасе.

– Гэй, ю! – Пронин промычал сержанту строку из песни группы «Пинк Флойд» и показал кружку, – эй, ты! Иди сюда! Ты кто?

В те времена про геев широкие народные массы ещё не слышали, тогда их было поменьше и назывались они по другому, поэтому сержант на такое к себе обращение не обиделся и, выдвигая вперёд правую ногу, а потом к ней подтягивая левую, подошел, и, пытаясь что-либо рассмотреть сквозь пыльные стёкла, заикаясь, замекал:

– Ме, м, м, мммме! Ага!

– Что?

– Ммм…

– А, понятно, – махнул на него рукой, с зажатой в ней колбасой, костюм, – это – мабута, а там все такие.

– Мабута? Какая такая мабута? – не понял Пронин.

– М, мм, ммм, м… – набычился заика-сержант.

– Мабута, в натуре! – ещё сильнее зажестикулировал колбасой костюм.

– М, мм, ммм… – сержант набычился ещё больше.

– В натуре, мабута!

Пронин смотрел по очереди то на одного, то на другого.