Клаша замечала, что по утрам Анна приходила к ней с заплаканными глазами и припухшими губами. Подруга не задавала вопросов, за что графиня Левашёва была ей ужасно признательна. Впрочем, Клавдия уже знала про неё почти всё, за исключением, разве что, её странного дара и таинственных превращений. Клаша поддерживала Анну в желании встретить и узнать матушку и запрещала даже думать, что они никогда не увидятся.
– Ты и не говори, Анюта; нет, если только Бог мамашу твою сохранил – встретишь её обязательно! Вот не бывает так, чтобы запросто дитя своё бросить! Про мою-то мамку я точно уверена, что померла, даже и могилку видала – а то хоть весь город перевернула бы, а нашла её!
– Дело в том, Клаша, что я о ней не знаю вообще ничего! Может быть, она и не в Петербурге вовсе… Знает только князь Полоцкий, а он то ли уехал насовсем, то ли слышать обо мне больше не хочет.
– Так напиши ему!
Анна ничего не ответила, лишь опустила голову. Она не говорила Клавдии о той странной ночи с Полоцким. И о том, что она, Анна, можно сказать, вешалась князю на шею, а тот отверг её, да ещё и отослал прочь.
– Ну, какая ты, Анютка! Подумаешь, что тут такого, возьми да напиши! Чай, корона не свалится! – в своей обычной манере посоветовала Клавдия. – А хочешь, я сама напишу: так мол и так, ваше сиятельство, не угодно ли вам перестать ломаться, будто пряник копеечный, да про матушку моей подруги всё, как на духу, поведать? Могу и по-французски, коли требуется!
Анна даже рассмеялась – а ей нечасто приходилось смеяться в эти дни! Однако пока Илья скитался где-то неведомо где, ей было не до Полоцкого. Не хотелось даже думать, чтобы снова писать князю и назначать ему встречи. К тому же она помнила – со слов доктора Рихтера и Завадских – что Вацлав Брониславович всякий раз пропадал на лето из города, и пребывал в своих дальних поместьях, а то и вовсе уезжал из России.
– Сначала нам надо с тобой устроиться где-то, подальше от Лялиной, да от мужа моего бывшего, – сказала она Клаше. – Не под кустом же будем ночевать, покуда князь к себе вернётся! И Илья, он… Он, может быть, найдёт меня! Ведь невозможно, чтобы так…
Голос Анны дрогнул, сорвался; жалостливая Клаша сама едва не расплакалась. Она лучше подруги знала жестокий мир петербургских трущоб, представляла себе окружение Сенной, где и здоровому человеку легко попасть в беду. А уж Илья, который сам себя не помнит, без копейки денег, без ночлега… Но вслух этого Клавдия, разумеется, не сказала.
* * *
В итоге Анна приняла решение поселиться в той части города, где не было большого шанса встретить старых знакомых. Петербургская сторона, центр города, окрестности набережных Невы, Фонтанки и Мойки, и тем более Сенная не годились. Она выбрала Васильевский остров: ей понравилась близость воды.
На Васильевском Анна отыскала несколько мест, где можно было нанять комнату вдвоём с подругой и остановилась на небольшом, деревянном, на вид уютном доме с мезонином. Там, в мезонине, и отдавали внаём маленькую комнату – из разговора с хозяйкой выяснилось, что раньше там жил её старший сын с супругой, который ныне получил место уездного секретаря и отбыл на службу.
Дом пришёлся Анне по душе. Там проживала семья: подполковник в отставке с супругой и четверо их младших детей. Хозяин почти не показывался. Хозяйка, Арина Ивановна, была грустной, тихой, немногословной дамой. Судя по всему, семья нуждалась в средствах, и не только из-за детей, а и от того, что глава дома имел сильное пристрастие к выпивке.
