В зале раздался смех.
Маусик сидела с широко раскрытыми глазами и приоткрытым ртом. Это было забавно и кто-то её даже так заснял. – Нужно будет найти того фотографа и купить пару снимков или даже негативы, подумал Саныч.
– Так, пора и честь знать, сказал про себя Саныч и потянул Маусика к выходу.
– Ну, что, довольна?, спросил он её, когда они выбрались на улицу.
– Да, это колосаль, вандер ба, ти очшень кхорошый, Саныч, с этими словами она, не стесняясь, поцеловала Саныча страстным и долгим поцелуем.
– Наверное за «ночь в порту» благодарит, подумал довольно он.
– Ти, молёдэц, навэрно очшень большой чшын в кэй-джи-би?, угадала Маусик.
– Да, большой, не стал он отпираться.
– Тохда давхай поехать в тхвой нхомир и ти, их бин, менья верьовать всю ночш, как можно ласковее она проворковала, с немецким, солдафонским акцентом.
– Хорошо, только вначале заедем куда ни будь и перекусим, с этими словами он галантно открыл заднюю дверцу своего служебного автомобиля, пропуская прелестную берлинку вперёд себя.
Вечер и ночь, в чём-то, практически повторили собою предыдущие, но уже в полном сознании происходящего. Тем более, Саныч уже не рассматривал Маусика обычной евробля…ю-халявщицей, а считал ценным своим приобретением и выполнял её просьбу. То есть, качественно проводил с ней работу по «вербовке».
К своим 22 годкам, она была вполне сложившейся средне-европейской девушкой. Так-что умела и знала всё, на уровне лучшей московской валютчицы до «перестроечных» времён. Что Саныча, вполне устраивало.
Найти неопытное и нетронутое прогрессом, прелестное создание, на европейских просторах, было делом не безнадёжны, но гиблым.
Это нужно было рыскать в холодных фьордах Севера Норвегии, или забираться вглубь тундры и болот Лапландии. Можно было попытать счастья на глухих перевалах Альп и Апеннин. А ещё в горах Албании, сказывают смельчаки, водятся прелестные, но, к сожалению, очень дикие «горные козочки».
Также, лихие яхтсмены пересказывают легенды о сказочных, прелестных и умелых, девственницах, которых можно ещё встретить на некоторых безымянных островах, затерявшихся, среди тысяч других, в Эгейском море.
И почему то, эти все рассказы и легенды, сопровождались снежными буранами, жуткими морозами, сходом лавин, страшными штормами и кораблекрушениями.
Так, что «герои» не помнили, как они оказывались в тёплых… юртах, горных пещерах, тростниковых либо пальмовых шалашах или избушках в дремучих, горных лесах, лёжа в постели, под шкурой или покрывалом, и согреваемые теплом юных, неопытных, но красивых и отважных аборигенок.
Но встретить, такую, в конце 80-х годов, ХХ века, посреди Европы, полная фантастика, а из Западного Берлина, вдвойне, если не втройне, не реально.
Так что, Саныч довольствовался той «добычей», которую «добыл» самолично, без всяких сказочных перипетий.
«Добыча», то есть Маусик, была не хуже тех «легендарных аборигенок», и тоже старалась, как могла, угодить, попавшему в её шаловливые ручонки, красивому и мужественному «кей-джи-бисту». Подыгрывая ему в их игру: «вербовка невинной, ни в каком месте, юной немки».
Их «игру» прерывали, время от времени, «звонки», которые поступали на Саныча спутниковый телефон, с докладами о развитии событий.
Из всего складывалась такая картина:
По состоянию на конец сегодняшнего дня никаких шагов по противодействию нам никто не предпринял. Наоборот, не испытывая давления со стороны США, где продолжает набирать обороты скандал с импичментом и разглашением переписки, страны выражают, как минимум, признание Мирового Союза.
