Мы не могли разминуться - страница 6

Как всегда в понедельник, я первой явилась в офис, все еще под тягостным впечатлением от первого дня занятий и стремительного взросления Ноэ. К счастью, я обожала работу в нашем агентстве маркетинговых коммуникаций, которое начиналось как обычная фотостудия. Я пришла сюда на самую мелкую должность, не задумываясь, чего буду добиваться, но твердо настроившись на то, чтобы зарабатывать себе на жизнь.

В середине беременности я бросила учебу в парижском художественном училище и вернулась к родителям в Руан. Мне пришлось долго убеждать их, скандалить, но в конце концов семья смирилась с моим отказом продолжать учебу. Сначала мама плакала, вопила в телефонную трубку, отец грозил страшными карами, как когда я была ребенком, а потом в Париж явилась Анна и помогла мне собрать вещи. Они приехали на “универсале”, за рулем которого сидел Людовик, тогда уже ее муж и отец ее детей. Снова обустраиваться с огромным пузом в своей детской было невыносимо, но еще ужаснее было сознавать, что я сижу на шее у родителей. Я не была готова смириться с зависимостью, поэтому тут же принялась искать работу. Мне срочно нужно было начать зарабатывать хоть сколько-то и снять любую конуру. Поэтому я просматривала все страницы объявлений и всюду рассылала резюме, чтобы обеспечить себя пропитанием. Но каждое интервью заканчивалось отказом. Никто не горел желанием взять на службу двадцатитрехлетнюю девушку, по уши беременную, не слишком разговорчивую и явно не очень в форме. Родители постоянно твердили, что торопиться некуда, что я могу жить дома столько, сколько хочу и сколько нужно, чтобы найти что-то подходящее. Они не уставали напоминать, что я должна беречь себя, нас обоих, чего я категорически не делала. Плевать я хотела на собственное, а уж тем более на его здоровье. Я целиком и полностью замкнулась, утратила все навыки общения – для бывших подруг по лицею я превратилась в инопланетянку. Они куда-то ходили, развлекались, перед ними открывалась вся жизнь, у них было полно планов. Рядом с ними я выглядела никчемной, лишенной будущего, в полном отрыве от всех. Время от времени я выходила на улицу подышать и удрать от обеспокоенных взглядов родных. Правда, здесь меня ждали другие взгляды, осуждающие. Из тех, в которых читаешь “бедная девочка, попалась на удочку первому встречному”. В нашем квартале я стала притчей во языцех, самой известной матерью-одиночкой, а надо понимать, что это провинциальный буржуазный квартал. Иногда мне хотелось заорать на них, спросить, в каком веке они живут. Но я молчала и опускала глаза, не реагируя на провокации. Не хотела создавать дополнительные проблемы родителям, которые и так подвергались еще более жесткому остракизму, чем я. “Как же они ее воспитали, если она спит с кем попало и позволила обрюхатить себя какому-то проходимцу, который сделал ей ребенка и испарился?” Из-за меня они утратили положение уважаемых людей, общение с которыми престижно, и попали в категорию безответственных родителей, дурно влияющих на своих детей, причем подразумевалось, что это влияние может оказаться заразительным.

А потом однажды я вышла из очереди в булочной, чтобы избежать перешептываний и неодобрительно поджатых губ, и стала читать объявления, приклеенные к доске. Среди приглашений няни и просьб помочь в поиске сбежавшей кошки мое внимание привлек один листок. Я сорвала его и покинула магазин, не купив хлеб. У меня так дрожали пальцы, что мне пришлось перечитывать текст несколько раз, убеждаясь, что я ничего не перепутала: “Фотограф ищет ассистента (ассистентку) для оформления фотостудии”. Ну вот, нашелся человек, готовый позаботиться обо мне. Не теряя ни минуты и не предупредив родителей, я пошла по указанному адресу, спеша поскорее явиться к потенциальному работодателю.