В девятиэтажке, в окне на седьмом этаже горел свет. Лина увидела его еще издалека. Окно её комнаты выходило прямо на старый заброшенный сельский дом. Он одиноко стоял между исполинами многоэтажек и был ее тайным местом, где она коротала свое детство, правда, в будущем его уже снесли. От деревенского дома сквозило таинственностью и даже мистикой. Будучи ребенком, она часто выдумывала жутких владельцев с не менее жуткой судьбой, которые могли бы там проживать. Но он щекотал ей нервы не только в детстве. Гораздо позднее дом часто становился пристанищем маньяков в ее книгах. Сейчас она даже не посмотрела на него. Она влетела по лестнице крыльца в подъезд, поднялась на седьмой этаж, не дожидаясь лифта, машинально вставила ключ в замочную скважину и повернула его два раза. Замок щелкнул и дверь отворилась. На порог уже торопилась ее мами.
– Мамочка! – крикнула она, обнимая ее. Мать оказалась неожиданно высокой и теперь так сильно напоминала ей взрослую саму себя.
– Дочь? – удивленно охнула она, – что-то случилось?
– Мама, это ты, – сквозь слезы сказала она, щупая ее мягкие теплые руки.
– Да что случилось-то? – спросила мама встревоженно. В глазах дочери она увидела вселенскую тоску, будто бы они расстались не с утра, а на всю жизнь. Мать крепко обняла ее в ответ. Так они еще стояли какое-то время.
– Ты даже не представляешь, сколько всего приключилось, – стала рассказывать Лина, проходя в квартиру, в которой потом будет встречать старость ее бабушка.
– Что же такого случилось в школе? – спросила мать задумчиво.
Лина остановилась. Она так хотела рассказать ей о своей карьере, о красавце-женихе, о ее мечтах, о ее идеях, обо всех новых годах, которые она встречала без нее. Под маминым вопрошающим взором она кротко опустила глаза. Мама была мягкой женщиной, и Лина даже не помнила хотя бы мгновения, когда они ругались. Также она не помнила своего отца, который исчез из их жизни еще до ее рождения. Ее мами, несмотря на тяготы жизни, сохранила свою нежность, она была заботлива не только с ней, но и с пациентами горбольницы, где работала медсестрой. Она была понимающей, но как бы она отреагировала, узнав, что ее дочь пришла из будущего? Лина не могла знать наверняка.
– Да, точно, в школе, – с усмешкой протянула она, потом подняла на нее глаза и продолжила, – ты знала, что Эвелина Эдуардовна….
Это был обычный тихий домашний вечер. Еще никогда Анна Алексеевна не слышала такой детальный рассказ от своей дочери. Она не прерывала ее, видя, с каким рвением и азартом та хочет с ней поговорить. А Лина хотела, пусть через придуманные истории о школе, пусть о придуманных персонажах, но говорить с ней. Теплый приглушенный свет кухонной лампы, ароматные пирожки с капустой и мама, настоящая и живая. И пускай даже если это последняя ночь в ее жизни-смерти, даже если это последний сон, Лина перестала искать во всем этом смысл – держи то, что рядом, сжимай крепче и не отпускай.
Лина совсем забыла, что такое вставать в шесть утра и собираться в школу. Она нехотя вылезла из пригретой кровати, натянула два махровых носка на ноги и включила свой угловатый хромированный бумбокс. Щелчок кассетника и тонкая полоска ленты тихонько зашуршала.
– Oops, I did it again, – подпела Лина кумиру своего детства Бритни Спирс. Раньше она, не задумываясь, пела ее песни, не зная, о чем идет речь, но сейчас, превосходно владея английским, она начала понимать, насколько легкомысленными и неприличными были эти песенки.
