– Легла?
– Да, – сказала Катя и, помолчав, спросила: – Ты не говорил родителям, что я у тебя?
Телевизор продолжал работать, но без звука. Показывали «Кривое зеркало». Свет от экрана «Радуги» отражался на полу, высвечивая елочные иголки. Вцепились в половик, будто бы отказываясь выметаться вон.
– Нет.
Комната приятно пахла теплом. В небольшой печке трещали щепки.
– Руки были в крови, я их обработал перекисью, пока тебя отрубило. Коленка вон тоже, в мясо.
Катя с безразличием посмотрела на рану.
– Заживет, ты, главное, не волнуйся. Все уже позади. Сейчас йодом помажем.
Достал из ящика бутылочку, взял с подоконника ватные диски. Повернувшись к свету люстры, обмакнул их в коричневый раствор.
– Потерпи, давай обработаем, – наклонился он над ней, будто военный врач в землянке на линии фронта.
Катя зашипела, стараясь не кричать. Понимала, что сейчас она для него – проблема. Сначала будет больно, но затем отпустит.
– Давай я тебя укрою… Будешь спать?
– Не до того сейчас. Ты себя-то слышишь?
– Ты ж бухая. – Молодой человек еще не осознал случившегося. Разум его замер, споткнулся, поднялся на ноги и тут, наконец, воспринял догадку. – Погоди, тебя что, изнасиловали?!
– Денис! – одернула она его с надрывом в голосе. – У меня нашли рак. Я была у врача, а потом вернулась в деревню. Не изнасиловали.
– Не изнасиловали? – по-прежнему не догадываясь, в чем дело, переспросил он.
– Меня подвез парень, и я тебе изменила…
– С кем?! То есть… как рак, онкология?
– Нет, бля, речной. Доставай пиво, вместе пожуем.
Раздались нервные смешки.
– Завтра на работу?
– Издеваешься? Не пойду я завтра на работу.
Катя его уже не слушала: блевала в тазик возле дивана.
– Ну ты даешь… – Денису хотелось рвать на голове волосы, но вместо этого забрал тазик и вынес его на улицу. Вернувшись, закрыл дверь, прошел на кухню.
Слова кружились в его голове неразгаданным шифром, как снег за окном:
«Изменила, потрахалась, рак, умирает, потрахалась, пьяная, онкология, что дальше?»
Правда била по голове. Требовалось выпить. Налил себе триста грамм водки – все, что осталось, – в большую кружку с медвежонком. Выпив залпом, помолился о том, чтобы все было хорошо, хоть и не считал, что верит в Бога. Когда вернулся к Кате, в печке догорали деревяшки.
Присев рядом с Катей, сухо сказал:
– Все, давай по порядку…
Около часа ушло на то, чтобы ввести человека в курс дела. Как Денис ни старался, эмоции несколько раз брали верх над рассудком. Это было похоже на шизофрению: одна его половина слушала с участием и терпением, пока вторая кипела от злобы, ревности и отчаяния. Закончив пересказ, Катя начала сыпать жалобами на то, что мир несправедливо с ней обошелся. Рано оставшийся без родителей, Денис не смог сдержаться от укола:
– Не хочу тебя обижать, но все заканчивается смертью.
– Легко читать морали, не тебе же помирать, – вздохнула девушка.
– Иногда жить не легче. Особенно, если теряешь любимых, – парировал молодой человек.
Катя виновато замолчала, не зная, что на это возразить. Он истолковал ее молчание иначе. Посчитал, что она к нему холодна.
– Справедливости захотела?! Пришла сюда пьяная, с кем-то переспавшая, тяжелобольная, отказываешься пройти процедуры – только и скулишь о том, как тебе нехорошо. А мне зачем это слышать – твои протесты? Почему ты не думаешь о том, каково мне сейчас? Хочешь помереть раньше времени – пожалуйста, я не буду отговаривать… Почему ты не думаешь о том, что я останусь тут, когда тебя уже здесь не будет, а?! – Его мужественное лицо исказила гримаса печали и негодования. – Короче, так. Если ты хотела меня обидеть, то тебе это удалось. Второго раза я дожидаться не стану.
