Мы носим лица людей - страница 16
Макс плюхается рядом, задерживает взгляд на моем лице и быстро шепчет:
– Когда-нибудь ты мне расскажешь, что с тобой творится, – и снова находит мою ладонь.
А потом поворачивается к своим друзьям, глубоко вдыхает, и пространство вдруг сотрясает такой чудовищный мат в его исполнении, что у фиалок на окнах сворачиваются листья. Из сказанного вытекает, что Макс утром очень сильно рассчитывал на дружескую поддержку, которую не получил, чем весьма опечален.
Выясняется, однако, что в пять утра, когда Ротен шел за хлебушком, его приняли менты (что неудивительно), а Ли еще с вечера задержался у милой девушки (что, впрочем, тоже неудивительно), так что они ни в чем не виноваты.
– Ладно, нужны вы мне были не только поэтому. Славкина мать звонила, – тихо добавляет Макс, и остальные карманные обезьянки напрягаются.
– Славка идет на поправку! – орет мой братец во все горло. – У нас получилось!!!
Глава 18
…Жили-были четверо мальчишек. На отшибе грязного промышленного района, окруженного полями санитарно-защитных зон и заброшенными предприятиями, стояли их дома. Десять лет назад, первого сентября, они пошли в первый класс не самой благополучной общеобразовательной школы.
Там они стали друзьями по несчастью, а потом – лучшими друзьями.
Один из них в раннем детстве пострадал при пожаре – его лицо было сильно обожжено и покрылось ужасными рубцами. Этому мальчику одноклассники прилепили прозвище «Гнилой». На второго – худого и мелкого, с азиатской внешностью – навесили кличку «Чурбан». Третий был тихим одухотворенным ботаником, и никакое погоняло к нему не клеилось – он так и остался Славиком. А четвертым был Комар – ваш покорный слуга. Нервный и бешеный сирота, сын наркоманки…
– Ну как, эпично звучит? – из темноты, с дивана по соседству, доносится голос Макса.
Мы заявились домой, когда бабуля уже спала, но на столе, в кастрюле, укутанной полотенцем, нас ждал ужин. Сидя на маленькой кухне, освещаемой сороковаттной лампочкой, мы умяли этот ужин в секунды. Было настолько вкусно, что я уплетала за обе щеки, не чувствуя ни тошноты, ни прочих неприятных ощущений. А еще было приятно. Приятно на пару с хорошим человеком лопать специально для тебя с любовью приготовленный ужин.
– Слишком много пафоса, Кома! Но продолжай! – вещаю я с кровати.
– Дальше пафоса не будет, поверь… Дальше все будет абсолютно безрадостно. Нас гнобили, отлавливали поодиночке и били. Нам выбивали зубы, ломали ребра, топили в толчке нашу школьную форму… Но в восьмом классе я сотворил кое-что, после чего прослыл конченым психом.
Комнату озаряет молния. Она выхватывает из темноты предметы, на миг ставшие такими, какими они бывают только днем. Над крышами проносится оглушающий раскат грома.
– Еп! – Макс подпрыгивает с дивана, подлетает к окну и закрывает форточку.
На разные голоса вопят сигналки машин, ветви деревьев пригибает к земле страшными порывами ветра, c небес обрушивается вода и сплошным потоком бежит по стеклам.
Из гостиной слышится бабушкин мирный храп.
Стены дома дрожат, в дворике под окнами со скрипом валится на землю и испускает дух старая ветла. Стоящий неподалеку фонарь гаснет.
Животный ужас щекочет мои пятки.
Уши закладывает от нового мощного электрического разряда, в наступившей после этого тишине Макс в своей излюбленной манере комментирует:
– Сейчас долбанет.
И это происходит.
Земля готова разверзнуться от грохота. Где-то разбилось окно.