Мы – скаковые лошади азарта… - страница 4



А может быть, так выглядит прогресс?
Но я его бездумность не приемлю.
Неужто мы сожгли бесценный лес
Лишь для того, чтобы удобрить землю?!

«Когда глаза твои грустны…»

Когда глаза твои грустны
И молчалива ты весь вечер,
Я вновь в предчувствии вины,
Хотя виниться вроде не в чем.
В твоих глазах – синь декабря.
Я сам себе уже подсуден.
Прости, я так люблю тебя,
Что боль твоя мне сердце студит.
Потом ты скажешь: почему
Тебе весь вечер было грустно.
Тревогу я твою пойму,
И жизнь в свое вернется русло.

«Деревья еще зелены́…»

Деревья еще зелены́.
Октябрь их раздеть не торопится.
Лишь две белоствольных княжны
При золоте празднично смотрятся.

«Как хлеб по карточкам…»

Как хлеб по карточкам,
Свободу
Нам выдают под аппетит.
Власть назначает быть народом
Тех, кто ее боготворит.
Тасуют лидеры друг друга —
Сегодня я, а завтра ты…
И сник наш рубль от испуга.
И жизнь под боком нищеты.

«Мы вновь летим в чужую благодать…»

Мы вновь летим в чужую благодать.
В чужой язык, к чужим пейзажам.
Но вряд ли мы кому-то скажем
И даже вида не покажем,
Как тяжело Россию покидать.

«Я за смертную казнь стою…»

Я за смертную казнь стою.
Мне Беслан выжег болью сердце.
Прямо в душу глядят мою
Дети с огненной круговерти.
Упразднили смертную казнь,
Но спросить матерей забыли,
Как им выжить без детских глаз?!
Как им жить, если жизнь убили?!

«Воруют министры в России…»

Воруют министры в России.
Воруют лакеи и знать.
Но кто-то, закон пересилив,
Неволи сумел избежать.
А если кого и сажают,
Так чаще – не главарей…
Министр же нужен державе,
Как ворон добыче своей.

«Как важно вовремя уйти…»

Как важно вовремя уйти.
Уйти, пока ревут трибуны,
И уступить дорогу юным,
Хотя полжизни впереди.
На это надо много сил:
Уйти —
Под грустный шепот судей,
Уйти, покуда не осудят
Те, кто вчера боготворил.

«По красоте я голоден…»

По красоте я голоден,
Как птицы – по весне.
Твои глаза, что голуби,
Летящие ко мне.
По красоте я голоден.
Гляжу – схожу с ума.
Глаза – то майский полудень,
То – синяя зима.

«Страна поменяла систему…»

Страна поменяла систему.
Система сменила господ.
И только при всех своих бедах
Остался российский народ.

«В мире стало меньше доброты…»

В мире стало меньше доброты.
Оттого и жизнь становится печальнее.
Словно обреченные киты,
Мы себя бросаем
Нá берег отчаянья.
В мире стало меньше доброты.
Меньше милосердия и нежности…
И погибнем мы, как те киты,
Что расстались с голубой
Безбрежностью.

«На праведный гнев наложили запрет…»

На праведный гнев наложили запрет,
Чтоб власть оградить от упреков и бед.
Народу погневаться можно в квартире,
В постели, в подъезде…
И даже в сортире.
Но если наш яростный гнев невзначай
Прорвется на улицу, словно цунами,
То синяя стая расправится с нами,
От гнева останется боль и печаль.
И улицей стала теперь для меня
Из книги любая страница моя.

«Когда любовь сопряжена с обманом…»

Когда любовь сопряжена с обманом
И опекает ложь ее в пути,
То лучше уж довольствоваться малым.
И не любить… Иль, полюбив, уйти.
Наверное, характер все решает.
Но лучше быть несчастней, да честней.
Какая ни была б любовь большая,
Она не больше совести твоей.

«Рублевка живет от России отдельно…»

Рублевка живет от России отдельно.
Она – как особое княжество в ней.
И столько князей расплодилось удельных!
И каждый гордится усадьбой своей.
А где-то поодаль ютится Россия.
Растит урожай, ловит рыбу в прудах.
Она никогда за себя не просила,
А все добывала в нелегких трудах.
И русский народ – не князья и дворяне.
Не вхож он в чванливое царство господ.