Мы служили на флоте - страница 6

Водку можно было достать только в вагон-ресторане. Пять часов капитан-лейтенант и двое моряков героически сдерживали нас натиск. Они, как верный пес Цербер, не выпускали нас из вагона за зеленым змеем. А желание наступить на стакан, чтобы залить горюшко – только увеличивалось. Доведенные до отчаяния разочарованием и несправедливостью, мы прибегли к крайнему средству. В ход пошел шантаж. Капитан-лейтенанту пообещали на ближайшей станции повыпрыгивать в окна. Лови, свищи нас тогда. Присягу мы то – не приняли. Так, наверное, и случилось бы. Как только миновали Минск – наш старшой сдался. Проход в вагон-ресторан был открыт.

Деньги были у каждого, только сутки как из дома. Быстро скинулись и отправили гонцов от каждого купе за ней родной, и так в тот момент необходимой нам водкой. Потом ходил, кто хотел. Не забыли про настоящих служивых, с ними поделились домашними запасами и подогнали пару бутылок за взаимопонимание. Те закрылись в своем купе проводников и до самого Ленинграда нам не мешали, посчитав, что лучше ни во что не вмешиваться.

А семнадцатый вагон гудел. Вроде все молодые парни, только стукнуло по восемнадцать – не должно было быть среди нас заядлых пьяниц, но пили все. Лично я пил, потому что у меня на душе было такое состояние, словно в ней нагадила добрая дюжина котов. Во-первых, флот на целых три года, отодвигал меня от моей мечты.

Во-вторых, не лежала у меня в тот момент душа к подводному, тем более атомному флоту. Хоть убейте – не верил я тогда в безопасность «мирного атома». Заранее приношу свои искреннее извинения тем, кто служил и обслуживал атомные реакторы подводных лодок. Я там не служил и, возможно, рассуждаю как дилетант.

Кто-то из скептически настроенных читателей скажет: «Так я тебе поверил. Струсил. Только что распинался в любви к Родине, а как коснулось – так в кусты». Этим скептически настроенным товарищам я могу только ответить: «Для меня Родина – это родители, семья, дети, а сейчас и внуки. За них я всегда готов. По моему мнению, риск, когда на карту ставится твоя жизнь, должен быть обоснован и жизненно необходим, например, когда он, связан с твоей непосредственной профессией: спасатель, милиционер, полицейский, военный. Остальное все глупости.

Подъезжая к Ленинграду, мы вспомнили, что мы военные. Сами навели порядок в вагоне. По моей инициативе на одной из станций мы собрали оставшиеся банки тушенки из сухпая и отдали бабуле, торговавшей пирожками на пироне. Никогда не забуду её глаза, полные искренней благодарности.

По прибытию в Ленинград мы были удивлены до безобразия. Нас встречал настоящий контр-адмирал и целый оркестр военно-морского флота. Когда мы построились на платформе возле вагона, увидев наши унылые, помятые рожи, контр-адмирал решил вдохнуть в нас жизнь и обратился к нам с пламенной речью по его мнению. Начал он довольно бодро и вдохновенно, даже по-отцовски, но не окончил свою речь по независящей от него причине: «Сынки, обещаю вам всем, что вы все будете служить на атомном флоте». Это был второй удар ниже пояса, за какие-то неполные сутки. Закончить ему не дали. Когда контр-адмирал набрал полные легкие, чтобы сморозить очередную глупость, как кто-то из призывников не выдержал и довольно громко, отправил адмирала в сексуальное круизное путешествие. Ситуацию спас начальник оркестра. Он быстро взмахнул рукой, и оркестр резанул «Прощание славянки». Сопровождавший нас капитан-лейтенант также не растерялся, скомандовал: «Налево!» – и мы выдвинулись строем к электричке. А адмирал еще долго, стоял в стороне с багровым от негодования лицом и беззвучно глотал широко открытым ртом воздух.