Мы служили на флоте - страница 7



Я шёл и думал, что же офицеры пьют или курят по утрам, что несут такую ахинею, что военком, что этот контр-адмирал. Я свято верил, что советские офицеры пьют только водку, разную гадость не курят, и тем более ничем не шныряются и разные «колеса» не глотают. Но как тогда может здравомыслящий военком на полном серьезе поздравлять призывника с тем, что тот будет служить не два, а три года? В нашем случае надо высказывать сожаление, а не поздравление. Поздравление военкома – это что? Скрытая форма издевательства или он по жизни отмороженный? Мы же советские. Ему стоило сказать только: «Мужики, так нужно. Родина в опасности. И всё». А он понес какую-то пургу, что мы лучшие. А контр-адмирал, он нормальный? За время пути мы уже смирились со своей участью. Наши отцы служили, и мы обязаны, и по-другому – никак нельзя. Кто виноват, что мы такие по жизни «удачные»? Вместо того, чтобы нас поддержать морально, он показал, что летает где-то высоко-высоко, и не имеет малейшего понятия, что твориться в наших головах. Или ему плевать на нас, вместе с нашими мыслями?

Такие невеселые мысли крутились в моей голове, пока мы ехали в экипаж в Красную Горку. Но забегая вперед, скажу честно, отслужив положенное, я никогда не пожалел, что служил три года на флоте. Хотя прошёл через всё.

Новый подарок судьбы

На электричке мы прибыли в экипаж «Красная Горка!». Экипаж – это своего рода перевалочный пункт, а по-военному пункт приема личного состава. Флот встречал нас морским порядок и организованностью. Во всём чувствовалась слаженность и четкость работы, и никакой спешки, и неразберихи. Нас сразу отвели в столовую, и, наконец, покормили настоящей горячей пищей.

После завтрака также была организовано и осуществлена помывка в бане, где мы смыли с себя последние запахи гражданки, только с сюрпризом. При выходе из бани мы попадали в большой зал. В этом зале были установлены два параллельных друг другу ряда столов, между которыми в ожидании нас прогуливался мичман с двумя помощниками. Абсолютно голые мы выстроились вдоль столов. Было приятно со стороны смотреть на его работу. Мичман с первого взгляда определял размер одежды и обуви призывника. А его помощники тут же выкладывали на стол необходимый размер. Нас полностью передели в военную морскую форму, только без пагонов и знаков различия. Выдали всё, что положено по первому сроку службы, и, самое главное, обмундирование было выдано по размеру. Мы все приобрели довольно молодцеватый вид. «Всё, – сказал я себе после обмундирования. – Теперь ты Анатолий, собственность военно-морского флота и, как не крути, – три года флот твой дом родной».

В новой форме лично я чувствовал себя первое время как-то некомфортно. Не привычны были морские брюки. Прошу меня извинить за такие подробности, но в них не было ширинки. Спереди брюк был просто клапан, который крепился к поясу брюк четырьмя пуговицами. Тяжело было привыкать к такому стилю при походе в гальюн (туалет). На ноги выдали тяжелые грубые ботинки, которые назывались «гады». К ним мои ноги были привычны. До призыва, девять месяцев, именно эту модель обуви я носил на заводе возле токарного станка и не догадывался, что буду их носить в начале морской службы. Когда я пришел на корабль, то тяжелые «гады» были заменены на довольно легкие и удобные в ношении ботинки, которые мы называли «прогары». Это была совсем другая модель обуви. Вместо шнурков по бокам были вставлены резинки, что позволяло в случае необходимости – их быстро снять носком другой ноги, не используя рук. Это было предусмотрено специально, на случай падения моряка за борт. Хотя был у «прогар» единственный недостаток. В зимнее время, передвигаясь по настывшей верхней палубе, нужно было держать ухо востро, так как был велик шанс шлифануть пятой точкой палубу. Настолько скользко в них было.