Читать онлайн Сборник - Мы все немного у жизни в гостях

* * *

Нарине Авагян

г. Ереван,

Республика Армения

Будь победителем, я – вечно побеждённой…

Придёшь ко мне со славой победителя,

Прошествуешь с триумфом, мой герой,

Врата раскроются зарёю восхитительной

Перед единственным и дорогим тобой…

Придёшь ко мне, быть может, с опозданьем,

Придёшь ты с плачем скомканной судьбы,

И приучившиеся ноги к ожиданью

Вдруг понесутся тропками любви…

Придёшь ко мне усталый, молчаливый,

Вкусивший одиночества печать,

Глаза безумные мои ретиво

Тебя заставят только ликовать…

Придёшь случайно ты – далёкий, дальний,

Оставишь ты пустыню вдалеке,

С раскаяньем придёшь маниакальным,

Герой очаровательных легенд…

Придёшь ко мне с тоской, тобой взращённой,

Придёшь монархом, Цезарем, царём,

Будь победителем, мой милый, возвращённый,

Я вечно быть готова побеждённой…

Хоть побеждённой, но твоим ребром…

Слова

Ах, слова,

Что теплы, как твой поцелуй,

Как рассветы прозрачны улыбкой своей,

Мудрость мысли и глубь освежающих струй,

В них ласкающих рук протекает ручей…

Оживляют они или к смерти ведут,

Ощущенья любви в них, что может пронзать,

Могут плотно и стиснуть, как грубый тот жгут,

И бессовестно душу твою растерзать…

Забродит в них и жизни начало, конец,

Вспыхнёт ночь в них, и тьма разольётся вокруг,

Камни дух обретут в них, и смысл – сонет,

В них сплетенье всех радуг и жизненный круг…

Под влияньем магических сил естества

Вспыхнет ночь в них таинственной страстью порой,

Бездуховной сутью насыщен едва,

В них роса растечется печалью, тоской…

В колдовстве их поющей гармонии днесь

Вдохновится душа, вознесясь над собой,

Под влияньем их боль исчезнет, и весь

Мир вздохнёт полной грудью и станет живой…

И коварством ласкающих рук снова ложь

Будет мирно стремиться душой овладеть,

И родится в грехах повседневных насквозь

Мир другой – отраженьем в мёртвой воде…

«Обида наша…»

Обида наша,

Нет, не длится долго,

Я, как волна, на море обижаясь,

На берег лишь кидаюсь ненадолго,

Но пенясь вновь,

Я снова возвращаюсь

В твои объятья лишь,

В свои же берега

И безмятежно…

Как будто с морем я сливаюсь…

«Столько любви…»

Столько любви

Я выпустила из души…

Говорят, что где-то там вдали…

Солнце выжгло

Целое поле пшеницы…

Твои дали…

Ты, что пришёл из дальних мест,

Чтоб близким стать душе и сердцу,

Ты – друг мой и судьбы мой крест,

Любовь, в которой мне согреться…

И взгляд твой безупречен, знай,

Смотри, как в сердце розы рдеют,

В комок сжимаются и тают,

Души моей тревоги млея…

Приходишь ты издалека,

Твоя улыбка будто рядом,

Струят глаза твои слегка –

Любовь, надежду и отраду…

Ты там вдали, но знай, мой милый,

Ты близок мне, глаза – застыли…

Дай, утро, мне…

Дай, утро, мне чистейшие свои глаза,

Чтоб ими я смотрела лишь на мир

пресветлый,

Дай руку мне свою, что схожа лишь

с кустом,

С лучом, тянущегося в небо в брызгах

солнца,

И дай младенца сон невозмутимый,

Что, не успев согнать с плеч узких

онемелость

И не проснувшись из объятий сладких,

Никак не может он коснуться глаз

И лапкой славной протереть их мило…

Быть может, так сумею приласкать

дух мира своего,

А не давать пощёчину ему…

Дай, утро, мне реальность виденья

и силу воли,

Чтобы могла я оценить достойных,

Главу чтоб гордую я не склоняла низко

Пред недостойными…

Чтобы глаза случайно не закрыла

От боли или плача…

Ты разбуди меня,

Чтоб не дремать мне на дорогах важных

жизни,

Одеждой стань ты новопосвящённою

надежд

Во днях Рождений моих гордых, ясных…

Ты подари мне, утро, щёк своих

румяность,

Чтобы, целуя, быть мне опьянённой,

Чтоб и во сне, ещё не пробудившись,

Осела на меня роса священной влагой.

Дай, утро, мне рассветный лик свой

милый –

Надежду безупречную свою,

Посеребри ты душу явным зовом глаз

лучистых

И очищай от копоти вчерашней,

Наполни его завтрашнею сказкой

И дай мне, утро, поцелуй свой влажный,

Чтоб оросил он чистотой мои ланиты…

«Когда придётся мне родиться ещё раз…»

Когда придётся мне родиться ещё раз,

буду жить на твоём подоконнике,

под рубашкой растущего растения

и никогда не завяну…

обещаю…

Перевод Ара Гаворкян

Борис Алексеев

Москва, Россия

Москвич, родился в 1952 году. Профессиональный художник-иконописец. Член Московского Союза художников. Имеет два ордена РПЦ: орден преподобного Сергия Радонежского 3-й степени и орден преподобного Андрея Рублёва.

В 2010 году обратился к литературе. Пишет стихи и прозу. В 2016 году принят в Союз писателей России.

Серебряный лауреат Международной литературной премии «Золотое перо Руси» (2016), дипломант литературных премий Союза писателей России: «Серебряный крест» (2018) и «Лучшая книга года» (2016–2018).

В 2019 году награждён медалью И. А. Бунина «За верность отечественной литературе». В 2020 году награждён почётным званием «Заслуженный писатель МГО Союза писателей России» и медалью МГО СПР «За мастерство и подвижничество во благо русской литературы». В 2021 году награждён медалью МГО СПР «Цветаевские костры».

Поэтический цикл «Стожары минного поля»

Смерть Николая Гумилёва

Гумилёва читаю как пью,

и не надо вина.

Бьётся – пенится речь

над порогом Житейского моря.

Я губами припáдаю,

фыркаю, жмурю глаза

и на миг забываю,

что пью… послесловие горя.

Горе входит, как тень,

и неспешно ложится у ног.

Оно трогает кожу

и лижет случайные мысли.

Господин Гумилёв,

вы препóдали fatum-урок,

накормив эту тварь

из златой Николаевской миски!..

…Его вывели утром.

Был август, и падали звёзды.

Вертухаи зевали,

патрон досылая в размер.

Он стрелкам по глазам

полоснул огоньком папиросы

и шепнул что-то смерти

на свой, на гусарский манер.

Заворочалось небо,

но утром чудес не бывает.

Спохватился старшой:

«Р-равняйсь, целься в грудь, не жалеть!»

Гад последний сказал:

«Мало кто так умирает!»

И рванул за подол

присмиревшую барыню Смерть.

Памяти Осипа Мандельштама

Как лист бумаги подержанной,

Брошенный в топку времени,

Умер Осип поверженный,

Серебряный русский гений.

«Полночь. Вселенский зазнайка…»

Полночь. Вселенский зазнайка

Кротко пред музой божится.

Днём голодает, тает,

Ночью мчится, как птица!..

Утро. Скрип эшафота.

Солнечный луч – лезвие.

С крыльев бумажных – вот он! –

Брызнула кровь-слеза.

«Зáрево Владивостока1…»

Зáрево Владивостока[1],

Тиф, пересылочный тракт.

Тихо скончался Осип,

Гений, гордец, чудак…

М. И. Цветаева. 1940 год, одна из последних фотографий…

Кто не спускался в глубину унижения,
не сгорал в огне страданий
и не заглядывал в лицо смерти,
тот не уразумел ещё истинного смысла
собственной жизни.
Митрополит Анастасий (Грибановский)

Сколь наши домыслы причастны

К свершённой гибели земной?

Вот правым глазом, взором ясным,

Марина воскрешает строй

Беспечной королевы звука.

Она вдали, она над всеми!

Так смотрит девочка из тени

На крепкую мужскую руку.

А левый глаз – беды соринка,

Груз вéковый прожитых лет.

Увы, не расточит слезинки

Фотографический портрет.

Уж тень Елабуги припала

К руке злодейской, и злодей

Взалкал и следует за Ней,

Он приготовил смерти жало!

Два разных глаза, два крыла…

Подуло к полночи прохладой.

Она очнулась и ушла.

Елабуга, будь ты неладна!

Я мог её остановить,

Отнять верёвку, выждать время,

Забыв о том, что русский гений

Свободен быть

или не быть.

Аве, Оза!

(памяти Андрея Вознесенского)

То ли цыкнула мать над шалостью

И нахмурилась от усталости,

То ли корень прирос к окончанию,

То ли скрыпнули створы Татьянины,

То ли Богу шепнула уродица:

«Отче, родинка выпала с Родины!»

Но заплакала церковь Мценская

Над головушкой Вознесенского.

Аве, Оза…

Век Бродского

Доброжелатель:

«Бойтесь Иосифа Бродского!

Его криптогенный разум

Гордиев узел плотский

Сéчет стихом-Александром.

Ахматова (слышали новость?)

берёт его на поруки.

Анна Андреевна, Бродский –

окололитературный трутень!

Его писанина – мóрок.

Он жерновами двустрóчий

Музы свободный росчерк

сжимает до боли в точку!»

Анна Ахматова:

«Если не чувствовать боли,

кто через век поверит,

что жили не только моли

в складках сгнивших материй…»

Памяти Иосифа Бродского

Иосиф раскурил заначку,

стряхнул неаккуратно пепел

и тронул ящерицу-рифму.

Она казалась неживою,

лишь глотка втягивалась мерно

при каждом вздрагивании кожи.

«Дела! – сказал себе Иосиф. –

Скрипит в уключинах Харона

Трахея рифмы сладкозвучной…»

* * *

Когда в имениях Хрущёва

О красках рассуждал бульдозер,

И нормой главного закона

Был гнев партийно-всенародный,

Собрал Иосиф всё, что было,

А было Йоське двадцать лет.

И фрезеровщика кормило

Сменил на прозвище «поэт».

Но норма главного закона

Была завистливой и жадной.

И фрезеровщики поэту

За тунеядство дали срок.

Сто-оп!

Тунеядство – выше нормы.

Оно, как воз телеги смрадной,

Парит!

И чувствуется лето

Сквозь кучи смёрзшийся кусок.

Ну вот и всё. Молчит Иосиф.

Умолкла избранная лира.

Ведь всё кончается когда-то,

Как день, как ночь, как мы с тобой.

Но что так ум и сердце просят

Привстать над дерзостями мира,

Вчитаться в «Сретенье»[2] и плакать –

Алкáть над Йоськиной судьбой?..

От планетарных притяжений,

Кардиограмм сердцебиений,

Не начатых стихотворений

(недолетевших НЛО),

Остался на бумаге росчерк,

Машинописная строка

И дней дождливых облака,

Венеция…

И остров Мёртвых[3].

Читая книжицу Н. Рубцова «Подорожники»

Ах, как пахнут его подорожники!

За страницей листая страницу,

Я листаю цветущие донники

Хоботком, как пчела-медуница.

Горьковатый в речах и помыслиях,

Неприметный парнишка фартовый

Про Николины[4] выплакал выселки

Сладкозвучным Орфеевым словом.

Я пишу эти строки в Испании.

Солнце жарит, как tóro[5] полуденный,

А вокруг в придорожной окалине

Медоносят Рубцовские улеи!..

Я бежал, я надеялся: тысячи

Километров, скитания дальние

Припорошат Николины выселки

И окольные зовы астральные.

Нет! Не вышло – далече от Родины

Встрепенулся во мне укоризной

Звон малиновой церкви Николиной

На заснеженных хóлмах Отчизны.

На смерть Евгения Евтушенко

Умер морщинистый топ-человек,

Века ровесник, ровесник-век.

Умер глашáтай, трибун, сибарит.

Ох как, товарищи, сердце болит!

Сердце, кто может тебя обмануть?

Женька же бабник, лизун и по грудь

мазан хрущёвским партшоколадом.

Нам, олимпийцам, такого не надо!

Нет уж, послушайте, блеф-господа:

Умер хронолог российский. Да,

Умер нежнейший гражданский пиит.

Ох как, товарищи, сердце болит!

Вы поглядите в глаза его-ямы:

Ба… Бабий яр,

Не фейк в инстаграме[6]!

Видите стаю поруганных птиц,

Пойманных в небе, замученных,

ниц

павших,

ВИДИТЕ?

То-то!

Увидевший это

скажет: «Я знаю в России поэта,

бабника Женьку –

Иного не сыщете!

Смерть его ищет, но тысячи тысяч

строк журавлиных, над яром взлетая,

в небе курлычут,

поэта

тая!

* * *

Гад в инстаграме танцует фламенко:

– Умер сегодня поэт Евтушенко.

Умер Ев-ГЕНИЙ, российский пиит!

Ох как, товарищи, сердце болит…

День рождения владимира высоцкого

Нынче на Ваганьково праздник.

И хотя ваганьковский погост не место

для народных увеселений, как не веселиться,

если душа у косточек Володиных присесть

желает да участливо поделиться с соседкой

по мёрзлой скамеечке: «Вот оно как. Грешный

человек, а потрогать хочется как ангела!..»

Владимир Высоцкий,

вы живы,

Вперед

Читать онлайн Сборник - Мы все немного у жизни в гостях

Похожие книги