– Поздравляю, генерал! – выкрикнул Мехлис.
– Да, – продолжал Мерецков, – генерал Соколов отстранен от должности. Со Ставкой вопрос согласован. Принимайте армию, Николай Кузьмич, и продолжайте операцию.
Открылась дверь. Вошли, спросив разрешения, начальник штаба и начальник артиллерии.
– Ваши новые подчиненные, генерал, – сказал Мерецков, улыбаясь.
Улыбка показалась Клыкову вымученной, несколько виноватой.
– Продолжать операцию, – медленно произнес Клыков. – Но с чем ее продолжать? Насколько мне известно, армия снабжена из рук вон плохо…
– Выбирайте выражения, командарм, – строго проговорил молчавший до того Запорожец. – Разумеется, отдельные недостатки имеют место, но…
Клыков перебил члена Военного совета. Повернувшись к начальнику артиллерии, он резко спросил:
– Снаряды есть?
– Нету, – ответил тот. – Все израсходованы.
– Так, – сказал Николай Кузьмич и развел руки в стороны. – Так с чем же, извините, прикажете наступать, товарищ командующий? Без снарядов?
Мерецков вспыхнул.
– Ты военный человек, Клыков! – отчеканил он. – Приказано продолжать операцию, – значит, обязан наступать… Понял?? А за невыполнение приказа знаешь, что с нашим братом бывает? Тоже мне… Разговорился! Я, может быть, сам…
Мерецков запнулся, искоса взглянул на Мехлиса. Лев Захарович молчал.
Клыков затвердел лицом, обозначил скулы, упрямо сжал губы и уставился поверх головы Мерецкова в угол.
Все молчали.
– Итак? – спросил Мерецков. – Ваше слово, командарм…
– Без снарядов, без дополнительного времени на организацию наступательной операции вести армию в бои нельзя, – твердо произнес Клыков. – И вы, товарищ генерал армии, знаете об этом не хуже меня.
– Знаю, но…
Кирилл Афанасьевич вздохнул. Спокойным, усталым голосом сказал:
– Хорошо. Что вам надо, Клыков?
– Снаряды. И время…
– Сколько вам потребуется снарядов?
– Не менее пяти боекомплектов на прорыв немецкой обороны и по два боевых комплекта на каждый день боя. Кроме того, я прошу дать мне пять суток на организацию наступления. За это время необходимо восполнить потери, которые понесла армия…
Мерецков повернулся к Запорожцу:
– Слыхал, Александр Иванович? Дает наш новый командарм… Откуда я их возьму, снаряды? Мне ведь не жалко, только вот где взять… Негде, Клыков. Весь фронт на голодном пайке. Знаешь ведь: наступаем всюду. И здесь, и в центре, и на юге… Все резервы на строжайшем учете Ставки.
«Может быть, поначалу резервы создать, а потом и наступать… всюду», – подумал Николай Кузьмич, но вслух сказать не решился, да и не его это дела – решать за Ставку ВГК.
– Словом, – продолжал Мерецков, – даем на эту операцию по три четверти боекомплекта…
– Курам на смех, – ответил Клыков. – Мне даже как-то странно слышать это, товарищ командующий.
– Александр Иванович, – заговорил Мерецков с Запорожцем, – как ты посмотришь, если мы отдадим Второй Ударной наш неприкосновенный запас? Давай-ка посчитаем.
Кирилл Афанасьевич взял карандаш и лист бумаги, подсел к члену Военного совета, они говорили вполголоса, а Мерецков черкал карандашом по бумаге.
Клыков сначала смотрел на них, потом перевел взгляд на Мехлиса. Лев Захарович вдруг подмигнул ему. Клыкову стало зябко.
– Вот, – сказал командующий фронтом и поднес листок к глазам, – слушай, Клыков. Получишь сразу полтора комплекта, потом, с началом операции, еще два. От сердца отрываем… Доволен?
– Мало, – сказал командарм.
– Ну, знаешь! – возмутился Мерецков и хлопнул листком по столу, припечатал его ладонью.
