Мысль Гира - страница 30

– Оставь меня, – приказал отец, – сейчас мне нужно побыть одному, подготовиться к празднованию.

– Как скажете, глава, – вскочив на ноги и поклонившись, отчеканила девушка.

Подхватив кулек с ростком святодрева, она поспешила к трем девушкам, едва слышно о чем-то перешептывающихся с улыбками на лицах.

Спор на крыше

– Как тут забраться-то? – возмутился Ули, – вот по этим выемкам, Ишка их побери! Я ж так себе ноги переломаю!

– Ничего, научу, как на одной ковылять, – ответил Гир, по-прежнему лежа на крыше своего дома.

– Фух! Нет уж, благодарствую! – тяжело вздыхая, пробурчал Ули, чья русая голова появилась над краем крыши, – я не такой тощий, как ты, так что, фух… мне потребуется не просто ступня, а маленькая тележка под ногу, чтобы лишний раз ее не поднимать, а катить.

Забравшись на крышу, Ули смахнул капли мелкого пота со лба и уставился на Гира. Тот лежал, по-прежнему широко раскинув руки и ноги в свете утопающего за деревьями солнца. От солнечного света крыша отлично прогрелась, и сейчас от нее исходили искажающие воздух едва заметные волны, в том месте, где горячий воздух от глины встречался с потоками вечерней прохлады.

– Эка жизнь у тебя хороша! – воскликнул Ули, грузно усаживаясь рядом с товарищем. – Лежишь себе на крыше, греешься на солнышке. Поутру вставать не нужно, чтобы телегу везти, по корням да пням трястись тоже не надобно.

– А крыша у тебя есть на дому? – спросил Гир, едва шевеля губами.

– Ясное дело, что есть, – усмехнулся Ули, – что за вопросы?

– Ну так ложись завтра…

– Эээ, нет, брат, – усмехнулся Ули, поправляя плетеный пояс, опоясывающий его серую рубаху и подчеркивающий заметно выставляющийся живот. – Мне нужно не только о себе думать, но и о Марте… Ты это, слышал, поди, что я с Мартой думаю сойтись?

Последние слова он выговорил, чуть сконфузившись, излишне сильно подтянув пояс. Откашлявшись и не дождавшись реакции Гира, он продолжил:

– А ты, приятель, что же, будешь так и лежать тут, на крыше-то? Ты не подумай, что я, мол, тебя гоню или чего, но просто я к тому веду, что Лия-то может и того…

– Чего – того? – переспросил Гир, наконец-то сменивший положение, усевшись к другу лицом.

– Поди, сам понимаешь, – натянуто засмеялся было Ули, но видя, что товарищ вовсе не смеется, сменил смех на полушепот, присаживаясь рядом. – Неужто не понимаешь? Ну, брат! Гавин же неравнодушен к Лие, это тут каждому в Пятачке очевидно! Тот ее уж как только не охаживает, постоянно Врон его отца Гриммара приглашает на ужин, а угадай-ка, кто с отцом-то постоянно приходит?

– Тут и гадать нечего, – отмахнулся Гир, – без тебя, приятель, знаю, что Гавин постоянно в их доме ошивается, а что мне с того?

– Что с того!? – воскликнул Ули, всплеснув руками. – А то, болван ты неотесанный, что глава и не прочь отдать дочь за Гавина – будущего главу лесорубов, да и Гриммар от такого не откажется, уж поверь!

– Что толку, если все это упирается в нежелание Лии общаться с Гавином? Ты его видел? Ходит, надувшись от важности, словно делает чего-то важное, а сам только приказы отца выполняет. Да и где выполняет? Бродит в компании своих дружков по окраине Пятачка и отлавливает стариков да детей, близко подошедших ночью к святодревам…

– Не только стариков да детей, – заметил Ули, – но еще и одноногих дураков.

– Ой, да перестань, – засмеялся Гир, отчего его красноватый шрам на щеке уродливо растянулся, – ты тоже наслушался этих сплетен? Да, отрицать не буду, поймал прошлой ночью меня Гавин, но то по страшной случайности, что он в ночи на меня наступил в траве, а так обвел бы я его и его дружков вокруг пальца, так и знай!