Мысль Гира - страница 43



Лишь замолчал Врон, закончив свою речь, как в тот же миг наполнился воздух шелестом, от которого ничего иного слышно не было. В одно мгновение, по мановению его руки, в воздух, со стен храма Ишки, сорвались сотни брюхосветов и полетели к людям, с замиранием слушающих главу Пятачка, стоящих на крышах домов и в переулках. Огромное, светящееся и буквально теплое облако нахлынуло на людей. Смех и веселые крики тут же нарушили тишину, сковавшую площадь! Брюхосветы, точно несуразные толстые коты с крыльями, липли на всех и каждого, щекотя лапками головы, носы и уши и при этом глухо и любя бурчали. Особенно рады снизошедшему представлению были дети, которые с особым энтузиазмом обхватывали светящихся жуков, а самые маленькие даже едва парили над площадью, держась за крепкие лапы удивительных созданий! Продолжалось это буквально несколько минут, а после брюхосветы вновь взлетели в воздух и разлетелись в ночи кто куда. Большинство решило все же вернуться к святодреву, но другие улетели в сторону леса, походя на тлеющие искры, выстрелившие из трещащего костра.

– И отпустите плененных брюхосветов, – добавил Врон уже в сторону развеселившейся толпы, – им не хлеб ваш нужен.

Слова его утонули в гомоне, но он словно бы и не был против, вновь исчезнув внутри храма.

Глава 7. Слова в ночи

Взгляд Гира, покачивающегося в телеге, был устремлен на уши впереди идущего животного, тянущего поводья. Мухи то и дело атаковали уши рябого коня, а тот только и мог, что отмахиваться ими и трясти головой, при этом продолжая тянуть телегу. Белый конь с коричневыми пятнами по всему телу был сильным и спокойным, а потому Гиру, единолично восседающему на краю телеги на бочках с рыбой из деревни Лужи, практически не приходилось править животным, которое прекрасно знало дорогу.

Летний зной клонил в легкую дремоту, и за время пути Гир успел пару раз вздремнуть, сам того не замечая, как проваливается в сон, а когда наезжала телега на особенно большой корень, то вновь просыпался, лениво перехватывал поводья и вновь смотрел то на дорогу, то на мух, облюбовавших уши рябого коня.

Ездил он сейчас на телеге редко. В самый раз, чтобы хватило на простую еду, а больше работать никто и не мог его заставить. Ули постоянно бубнил, что Гир свою жизнь спускает коту под хвост, Лия практически прямым текстом намекала на создание семьи, соседи же просто старались с Гиром говорить так мало, насколько это возможно. Большинство считало его малость особенным, но особенным не с хорошей точки зрения, ссылаясь на то, что кровь Аларда передалась не напрямую Грегу (отцу Гира), а через колено – внуку. Придраться, впрочем, к Гиру было сложно, так как раз в неделю или в две он садился в повозку с Ули или без того, чтобы доставить груз из Пятачка в одну из четырех деревень, после чего там загрузиться и отправиться обратно. Сейчас же он трясся на бочках с рыбой, благо хорошо закупоренных и практически не пахнущих, с целью доставить этот груз в Черноземку. В подвале у Гира была мука, зерно и чуть-чуть сыра, и он бы точно не поехал, так как ездил он чаще всего из-за еды, но решение наведаться к родителям было решающим аргументом, а тут и телегу нужно было доставить в ту самую деревню.

В последнее время Гир неоднократно слышал, что отец и мать вовсе не показываются из дома, живут лишь своим участком и мало куда выходят. Тень старика Аларда пала и на них, в особенности на Грега. Гир слышал, что во время бунта деда Грег был одним из самых ярых сторонников своего отца. Большая часть мужчин, последовавших за Алардом, пришла, влекомая его речами и обещаниями. Говорили, что Грег прекрасно владел словом и мог воспалять сердца, пусть те даже и покрывала корка льда. Подтверждения этому Гир не видел за всю свою жизнь. Прожив девятнадцать лет, он видел отца человеком с низко опушенной головой, любящим больше тишину, нежели громкие речи, предпочитающего кивнуть и уйти, нежели показать огонь и силу. Всеми прочими объяснялась такая перемена лишь тем, что Грег струсил.