А ещё у меня была подсобка, которую использовали как склад. Склад, как и термостат, достался мне от многих поколений предшественников. Хлама там было выше головы, и иногда я вполне серьёзно надеялся найти там что-нибудь вроде прекрасно сохранившейся мумии Рамзеса Третьего.
На полках подсобки ровными рядами выстроились банки с микробиологическими средами в порошках. На каждой банке стояла гостовская звезда и виднелась гордая надпись «Сделано в СССР». Сроки годности микробиологических сред вышли ещё при последнем генсеке.
С пола до потолка возвышались стопки отчётных журналов и подшивок «Белорусской военной газеты». Если бы в стране внезапно разразился энергетический кризис и нам всем отключили отопление, на одних журналах я продержался бы не меньше месяца.
На досуге я любил полистать пожелтевшие страницы журналов учёта, под которыми стояли выцветшие подписи майоров и капитанов из 60-х годов. Практически изучение исторических документов. Ведь теперь я знаю, что в 1978-м гвардии сержант Иванов три дня не слазил с горшка, но болезнетворных микробов в его могучем комсомольском теле так и не найдено.
А однажды солдаты, скучающие в очереди на взятие анализов, забрались в подсобку, нашли безыгольные инъек-торы образца 80-х и играли с ними в «Звёздную войнушку». Начмед как раз стоял у окна терапевтического отделения. Он посмотрел на то, как эти слоны с пш-ш-шиканьем носятся по кустам медроты, и выписал всех нафиг. Это был последний доказанный случай чудесного излечения группы людей списанной медицинской техникой.
Как вы понимаете, ничего из этого хлама выбрасывать не полагалось. Ибо всё заинвентаризировано, внесено в соответствующие журналы и должно храниться веками.
Но меня эти груды мусора бесили страшно. Это же микробиологическая лаборатория! Тут всё должно быть чисто, прозрачно и стерильно! А какое может быть стерильно, когда прямо возле дверей железный термостат ржавеет и сыплет на кафельный пол рыжий порошок?
Я начал ходить следом за начмедом с просьбой выделить мне угол в подвале медроты, чтобы перетащить туда весь хлам. Начмед отмахивался, потому что ему весь этот исторический лом тоже нафиг сдался. Но я был очень настойчив, поэтому в конце концов майор сдался, бросил на стол ключи от подвала и попросил только не складировать в подвале какую-нибудь холеру, а то у него статистика по заболеваемости нарушится. Наивный. Холеру я хранил совсем в другом месте. В холодильнике вместе с бутербродами.
Оставалась чепуха: перетащить всё добро из лаборатории в подвал.
Был приятный майский день. Я повесил белый халат на крючок, вытащил из закромов полевую форму и принялся разгребать микробиологические завалы. Лаборантка Людмила Сергеевна замерла со шваброй наизготовку. Начмед с тоской смотрел на меня из окна. Он бы меня проклял, но в следующем месяце должна была пройти эпидемиологическая проверка медроты. А кто её должен был проводить? Правильно – ваш покорный слуга.
Часа три я грохотал ящиками и коробками с бесполезной чепухой. Подсобка оголялась, стыдливо показывая стены, не крашенные со времён маршала Жукова. Наконец остался только термостат. Я подошёл с одного угла, со второго, попробовал приподнять. Нет, точно одному не справиться. Надо звать подмогу. Звоню начмеду в медроту.
– Товарищ майор, разрешите несколько офицеров в помощь. Надо термостат вынести.
– Ты что, лейтенант, совсем офигел? То ему угол на складе под бактериологическое оружие, то ему хирургов, чтобы это оружие таскать. Нам что тут, по-твоему, больше делать нечего?
