– Кровь! Кровь!
Идиллию нарушили завотделением и два хирурга – здоровенные дядьки, привыкшие работать руками. Они мигом вычислили провокаторшу, погрузили её на каталку и отволокли в реанимацию. А на сектантов слегка наорали, что сбило настрой толпы.
Через пару дней бледнолицые сектанты ходили по коридорам больницы в потёртых пижамах и раздавали в каждой палате свои брошюрки. Главный врач грозился их выгнать за нарушение режима, но упрямые религиозные борцы не сдавались и продолжали свою деятельность. Успели заманить в свои сети несколько санитарок. Так что ещё несколько месяцев в каждой мусорке больницы лежали яркий страницы «Сторожевой башни».
А годы спустя ехал я из командировки в Брестскую область. Поздняя осень. Подмораживает. Идёт промозглый дождь, который прямо на асфальте превращается в ледяную корочку. Тут вижу: посреди поля стоит бабулька и голосует. Так начинаются некоторые фильмы ужасов. Пустая дорога, поле… Откуда старушка? Притормаживаю.
Обычная бабка, в мокром пальто, от которого пахнет псиной, в цветастом платочке и с огромным чемоданом на колёсиках. На ведьму или вампира, вроде бы, не похожа.
– Милый, ты в Минск?
– Туда, бабушка. Садитесь, подвезу.
Помогаю загрузить неожиданно тяжёлый и грязный чемодан в багажник. Включаю печку посильнее – бабка явно замёрзла. Проходит минут десять в молчании, только из колонок негромко ноет Стинг.
И вдруг бабка вздрагивает, словно её включили:
– А ты в Бога веришь?
И тут я понял, что попал.
– Верю, бабушка.
– Не в того ты Бога веришь! – категорично заявляет старушка. – В неправильного. Мы тоже раньше в неправильного Бога верили, а теперь пастор приехал и научил.
И начинает мне рассказывать историю, достойную голливудских страшилок. Деревня их в трёх километрах от трассы, то есть чемодан бабуська волокла по раскисшей грязи. Обычная белорусская деревня, из которой бежит молодёжь и где остаются только старики. Церковь когда-то была, но после 39-го приехали какие-то товарищи из города и взорвали – один фундамент остался. На этом фундаменте уже в начале 2000-х православные возвели часовню, но своего священника в посёлке не было. Наезжал раз в месяц – крестил, женил, исповедовал.
А пару лет назад приехал в их деревню некий пастор. С невиданной быстротой построил большой кирпичный дом и начал проповедовать. Учение его напоминало одно из направлений протестантизма, но с каким-то сектантским уклоном.
– Сказал нам пастор: снимите со стен крашеные доски и принесите их к моему дому.
«Это она про иконы», – понял я.
– И принесли?
– Принесли, – радостно закивала старушка. – Развели большой костёр и стали в этот костёр раскрашенные доски бросать. И молитвы пели.
«Замечательно, – подумал я. – Дети кукурузы, чтоб их!»
Подумал: высадить старуху, что ли? Так ведь проклянёт, ведьма! Да и дождь сильнее пошёл. Замёрзнет – помрёт, возьму грех на душу.
Бабулька вещает, сыпет фразами из Евангелия, цитирует по памяти большие куски.
«И деменция её не берет!» – поражаюсь я.
– А что батюшка сказал?
– А что этот еретик бородатый скажет?! – завелась бабка. – Приехал, ругался, грозился милицию натравить. Но мы его прогнали. Мужики и побить пригрозились.
Чтоб как-то сбить разговор с религиозной темы, спрашиваю:
– А в Минск-то зачем едете? К внучке?
– Нет, милый. Я на вокзале переночую, а утром на Кома-ровку пойду (это большой минский рынок). Буду там слово нести и проповедовать. У меня и листы с собой в чемодане.
