Утром 16-го стадион был все же заполнен людьми. По всему городу рыскали жандармы. В поисках прячущихся они обходили квартиры, заглядывали на чердаки и в подвалы. В одиннадцать часов многотысячная колонна, растянувшаяся на несколько кварталов, двинулась под сильной охраной на запад от города. Множество людей стояло вдоль тротуаров, провожая эту молчаливую, скорбную процессию. У самых хладнокровных сжималось сердце при виде женщин с детьми, дряхлых стариков, поддерживаемых под руки, подростков, тревожно глядевших по сторонам. Была какая-то обреченность в самой походке этих людей, неторопливой, торжественной и печальной. И безмолвно, в тяжелой, мертвящей тишине стояли люди на тротуарах, бессильные что-либо изменить.
Уже на следующий день весь город знал, что в колонне было восемь тысяч человек и что все восемь тысяч расстреляны в Пятничанском лесу.
В этот вечер Семен Степанович Левенец, потрясенный страшным известием, пришел в библиотеку к больному Бевзу и сам предложил начать активные действия.
– Взгляды мои не изменились, – объяснил он. – Я как считал, так и считаю: от одиночных выстрелов толку мало. Но стоять и смотреть, как ведут на расстрел восемь тысяч человек!.. – Он задохнулся от ярости. – Нет, – вскричал он, – надо создавать боевую группу, надо истреблять их десятками, сотнями, как они истребляют наших людей! Вот мое предложение.
– Я «за», – ответил Бевз.
Левенец продолжал:
– И надо делать это, не откладывая. Чтоб народ знал: это им в счет восьми тысяч! Чтоб они сами знали: ни одно злодейство не пройдет безнаказанно!
Теперь настала очередь Бевза заговорить голосом трезвого расчета.
– Как же ты это представляешь себе? Какие у нас возможности для массового выступления? И какие шансы на успех?
– Пока никаких, – сказал Левенец. – Нужно серьезно заняться военнопленными. Я думаю, можно даже связаться с людьми в лагерях и кое-кого освободить.
– Каким образом?
– Самым простым, – Семен Степанович выразительно зашевелил двумя пальцами: средним и указательным.
– Это мысль! – понял и оживился Бевз. – Мы устраиваем людям побег, они разоружают охрану и приходят к нам с автоматами.
– Соболев справится с этим делом?
– Один?
– Скажем, вместе с Валей Любимовой. И еще есть у меня два человека на примете. Вчера приходили ко мне в горторг. Один – военврач, другой – майор инженерной службы.
– Откуда?
– Забавная история. Лежали вместе в Гнивани, в лагерном госпитале. Оба с тяжелыми ранениями. Там женщина-врач, свой человек, выкупила их обоих за флакон «Красной Москвы».
– Кто их к тебе привел?
– Ребята мои… Надо присмотреться, подумать – возможно, подойдут они оба для этого дела. Тогда и без Соболева можно. А Соболеву…
– Соболеву разрешить стрелять, – сказал Бевз.
– Не возражаю, не возражаю, – замахал руками Семен Степанович. – Только не так: в кого попало. И не в одиночку. Возьмем Соболева, возьмем Данилова, Ваню Бутенко, каждому – по гранате, каждому – определенный объект…
– И в один день, одновременно, – загорелся Бевз. – Добре! Так и решим. Соболева и Данилова я беру на себя, с Бутенко договариваешься ты. Гранаты у Данилова есть. На завтра?
– Давай на завтра. А что тянуть!
– На послезавтра, – решил Бевз. – Во-первых, надо насчет объектов подумать. Во-вторых, листовка нужна специальная. Вечером проводим операцию, наутро – листовка: сделали это потому-то и потому-то.
В счет восьми тысяч, как ты говоришь… Вот тогда это будет серьезно.
