Когда же мы вышли из аэропорта на темную улицу, я окончательно потеряла ориентацию во времени и пространстве. Так и стояла, покачиваясь, возле чемоданов под фонарем и пыталась прийти в себя.
Родители ходили туда-сюда вдоль дороги, поглядывая то в папин телефон, то на проезжающие машины, в надежде разглядеть-таки наше такси. Меня оставили сторожить вещи.
Уши ловили мелодичные звуки разговоров на испанском, а глаза сканировали проходящих мимо людей. Какой-то придурковато улыбающийся парень в майке-алкоголичке скорчил мне рожицу и подмигнул. “Ага-ага, веселись, – подумала я и нахмурила брови. – Почему тут все на меня так странно смотрят?”
Проводив его недовольным взглядом, я заметила в стеклянном фасаде аэропорта свое отражение. Два хвостика, которые приходилось носить из-за короткой длины волос, растрепались, один съехал выше, другой – ниже. Издалека голова выглядела как гнездо кукушки. А добавить к этому мой маленький рост – вообще вылитый домовенок Кузя. Теперь понятно, почему тот парень смеялся. Скорей бы приехать, привести себя в порядок, развалиться на мягкой удобной кровати и написать Темушке. Интересно, он что-нибудь ответил? Надеюсь, там, куда мы едем, будет интернет.
Я снова погрузилась в мысли. Почему он был в сети так давно? На него это совсем не похоже. Даже в школе на уроках Тема умудрялся засыпать наш диалог мемами и фотками котиков с подписью “это мы”. В любую свободную минуту утыкался носом в экран, за что от меня ему ни раз прилетало. А тут вдруг пропал…
Дальше рассуждения мои не продвинулись. Жара, духота и утомление сделали мозг бесполезной желеобразной массой. Так что я просто смотрела по сторонам пустым взглядом, молясь о том, чтоб поскорее очутиться в помещении с нормальной температурой.
Сонную вялость как рукой сняло, когда у дорожного бортика остановилась старая развалюха. Из нее выбежал водитель, цвет кожи которого на несколько тонов был темнее моего. Папа поздоровался с ним и вернулся за чемоданами.
– Скоро будем дома. Отдохнем… – бодро сказал он.
Как быстро… Они уже называют это место домом. Хотела бы я сейчас оказаться в настоящем нашем доме. В уютной квартире с высокими потолками и окнами на канал, с колодцем вместо двора, пышечной через дорогу, в которой я завтракала булками время от времени. Там был бы вечный дождь… Я подняла голову, пока папа запихивал в салон рюкзаки, что не влезли в багажник. Ни облачка. Мама говорила, что здесь дождливых дней как в Питере солнечных. Но я не думала, что начну скучать по уютной пасмурной погоде уже сейчас.
– Садись, ворона, – разрушил мои воспоминания строгий мамин голос.
Мы выехали на большую магистраль. Таксист лихо вилял среди автомобилей и мимо нот напевал себе под нос песню, играющую в магнитоле по радио. Какую-то испанскую песню с, казалось, знакомым мотивом. А может у них тут у всех он одинаковый…
В салоне душил спертый воздух. Машина едва стояла на колесах ровно, а двери болтались на соплях, так что просить включить кондиционер было бы издевкой, да еще какой. Открытые окна не помогали. Из них дул горячий ветер и несло автомобильными выхлопами.
– Па-ап, – жалобно простонала я. – А долго ехать?
Рыжеватая голова шевельнулась на сидении впереди.
– Полчаса примерно.
– Что ты хочешь? – спросила мама.
– Да ничего, просто душно очень.
– Привыкай, – заключила она, сделав ситуацию только хуже.
Я Русское-то лето не очень любила. Когда в Питере случалась редкая жара, старалась не выходить из дома. Тема мне удивлялся. Он мог даже в тридцать градусов спокойно гулять под солнцем. Вот кому-кому, а ему бы Аргентина понравилась. Мерзнет, наверно, сейчас бедненький, под декабрьским снегом. Снег… Так хочется нырнуть в сугроб. Но остается только тяжело вздыхать и вытирать пот со лба ладошкой.
