Ника рассмеялась:
— Я никогда не продам «Экипаж», это не обсуждается.
И через все разделяющие версты она его обняла. Я все помню, Лешка, люблю. Всегда. Ты же знаешь.
Их разговор закончился, но Леша так и сидел с телефоном, прижимая его к уху.
Вошедшая в подсобку Теона окинула его внимательным женским взглядом (у всякой женщины имеется такой встроенный сканер) и явно про чувства Леши все поняла.
— Что она сказала? — поинтересовалась Теона.
Леша положил телефон в карман и, кажется, только теперь закончил разговор с Никой.
— Сказала, что никогда не продаст «Экипаж» даже за все деньги мира!
— Ну видишь, — кивнула Теона, — значит, все хорошо?!
Леша вздохнул. У него почему-то по-прежнему не было уверенности в том, что все хорошо.
***
Теона постепенно привыкала к своей квартире. Не сказать, что девушка полюбила ее и стала считать своим домом, но она с уважением относилась к истории этой старой квартиры, к ее стенам, наверняка повидавшим многое, к тем людям, которые здесь жили (а кто-то и умирал). Теона как бы мысленно извинялась за то, что она — непрошеная гостья, временная постоялица, и еще за то, что она — живая, тогда как другие люди, жившие здесь много лет назад, умерли. Она мысленно просила неизвестно кого считать ее своей и заверяла, что они могут мирно сосуществовать, ничуть не мешая друг другу. По большей части так и происходило, старая, наполненная тайнами квартира, не выказывала Теоне очевидной враждебности, но иногда Теона словно бы находила подтверждения чьего-то присутствия — странные шорохи, звук шагов на скрипучем паркете, и кто-то опять играл с ее куклами…
В петербургских белых ночах было что-то тревожное. Во всяком случае этот знаменитый петербургский аттракцион, заставляющий туристов со всего света приезжать в Петербург в июне, Теону не радовал, а, скорее, тревожил. В белые ночи город словно обволакивал белесый таинственный свет, от которого нигде невозможно было укрыться. Гулять по городу в такие ночи Теоне, конечно, нравилось, а вот нормально спать сейчас она не могла — ее все время что-то тревожило, и сон выходил прерывистым и беспокойным.
Вот и в эту ночь она плохо спала — сначала долго ворочалась, потом, наконец, провалилась в забытье и увидела не то странный сон, не то видение.
В спальню вошла женщина в белом платье. Незнакомка взглянула на Теону, потом подошла к ее кровати и вдруг коснулась рукой стены, рядом с изголовьем, словно показывала или хотела что-то рассказать.
Теона вскрикнула и проснулась. Белый молочный свет струился по комнате, в которой никого не было. «Какой странный — на грани реальности — сон!» — поежилась Теона.
Она подошла к стене, осмотрела ее — ничего необычного, старые обои, трещинки, следы времени. Надо бы все-таки покрасить здесь стены.
Уснуть в эту ночь она уже не смогла. Она ходила по квартире, пила чай, пыталась читать и вдруг подумала о той женщине на портрете, что висел в гостиной. Кто она была, какую жизнь прожила? Жива ли она, а если нет, когда и отчего умерла? И вот еще вопрос — имеет ли к ней отношение та женщина из сегодняшнего сна?
Вопросы, вопросы… Теона вздохнула — этот город задает слишком много вопросов.
***
В то время как Теона искала ответы на свои вопросы, фотограф Суворов тоже мучился загадкой.
Его занимала странная девушка из кофейни, которая, кажется, приходила туда только для того, чтобы следить за ним. Не то чтобы его смущало ее присутствие, но в целом эта непонятная ситуация его напрягала — во всяком случае, после того как незнакомка появилась в «Экипаже», он перестал захаживать в кофейню.
