Забились наши герои на третьи полки и доехали до Свердловска, где угодили в руки серьёзных органов. Намётанный глаз милиционера засёк на перроне явно не местных парней и сдал в соответствующую службу. Там быстро добровольцев раскололи. Легенду они придумали не бог весть какую: едут домой, в город Клин, отстали от родителей. Врали неубедительно, но упрямо стояли на своём: документы у них украли, поэтому добираются, как получится.
– Вы лазутчики, – вдруг закричал на них офицер с кубарями в петлицах, при этом громыхнул кулаком, надоело ему слушать детский лепет.
– Сознавайтесь, – потребовал, – не то расстреляю!
Выхватил для убедительности пистолет:
– Война, а вы тут мне чушь городите!
Давит на психику.
– Сорокин, – закричал автоматчику, стоящему за дверью, – расстрелять!
Гоша от вида пистолета, от безжалостного «расстрелять!» так испугался, что с ним произошёл казус – обмочил штаны.
Залепетали герои в один голос:
– Дяденька, всё расскажем, не убивайте!
Выложили о своих планах соединения с частями Красной Армии. В Боголюбовку был отправлен запрос. Пока туда-сюда бумаги ходили, посидели герои на нарах, поели тюремной баланды и обрели кой-какой жизненный опыт. Обратно в Марьяновку их отправили в столыпинском вагоне с заключёнными. Тогда-то Иван научился материться и впервые услышал блатные песни.
Сын Ивана Яковлевича Владимир рассказывал автору этих строк: однажды сидят они за праздничным столом в День Победы, вдруг отец, было ветерану уже за восемьдесят, приняв граммов двести фронтовых, заявляет:
– Дети, сейчас буду петь матерные песни.
Никогда ничего подобного, тут ностальгия по военной молодости в непечатном виде. Не остановило, что внучка-любимица рядом. Пусть ей за тридцать, да всё одно – внучка. Всё-таки спел ветеран пару куплетов. Конкретная похабщина.
– Ну, ты, дедуля, мочишь корки! – сказала Леночка с улыбкой.
– Из песни, внуча, слов не выкинешь, – ответил довольный дедушка.
Это мы забежали вперёд. Вернулись несостоявшиеся фронтовики в Боголюбовку, отец так отходил Ивана вожжами, что сын несколько дней сидеть не мог. Родитель ни разу до сего дня меры физического воздействия к сыну не применял, здесь не удержался. Гошиной матери под руку попалась верёвка, тоже не сладко пришлось мягкому месту добровольца.
Хватило родительской учёбы на месяц с небольшим. В октябре друзья во второй раз покинули Боголюбовку в сторону передовой. И снова камнем преткновения на пути добровольцев в зону боевых действий стала столица Урала. На этот раз никто их в шпионы не записывал, к расстрелу не приговаривал. Положение на фронте к тому времени вовсе ухудшилось, поэтому на парней с десятью классами образования посмотрели иными глазами. Отправили в школу связистов.
К полноценно призывным восемнадцати годам Иван оказался на Северо-Западном фронте, под Старой Руссой. Там получил первое ранение. После госпиталя вернуться в свою часть не удалось, отправили его на 1-й Украинский фронт. С ним дошёл до Победы. Погибнуть мог не один десяток раз, да хранил Бог. Однажды едва ноги не лишился. Ходить бы остаток жизни на костылях или протезе. Получилось так. К тому времени он уже был более чем опытный боец и лейтенант. Конец января 1944 года, шла Корсунь-Шевченковская операция, которую называли Сталинград на Днепре. Здорово тогда немцам досталось, да и нашим тоже. В одной из атак, когда войска 1-го и 2-го Украинских фронтов, прорвав оборону противника, устремились навстречу друг другу, пуля угодила в ногу Ивану. По инерции пробежал несколько шагов, а потом упал. В принципе, удачно ранило – пуля прошила мякоть, кость не задела. Санитар перевязал с комментарием:
