10
На засыпанной слипшимся снегом лужайке против Макса собралось около сорока человек в черных кожаных куртках и остроносых туфлях. С большинством из них я или дружил, или приятельствовал, с остальными по меньшей мере при встрече здоровался. Это сборище было явно спровоцировано какими-то волнениями, о чем лишний раз говорило неумолкающее цоканье сорока языков.
Наотмашь приветствуя собравшихся, я протиснулся в самый эпицентр толпы. Посреди круга в солидном кашемировом пальто и с тростью стоял высокий бородатый абрек – мой приятель Якуб с первого курса юрфака, названный так в честь Пророка Якуба (с.а.в.) – младший братишка местного авторитета Изуддина. Из-за войны и постоянных переездов Якубка получил аттестат о школьном образовании на год раньше сверстников и сразу же поступил в МГУ – ему было всего пятнадцать. Перед ним стояли два брата – Лорик и Карапет – и, помогая себе жестикуляцией, что-то возбужденно объясняли.
– Че случилось? – поинтересовался я у Джамала с интересом наблюдавшего за происходящим из первого ряда.
– Да Якуб с Айком в Максе за столом сидели, чота-чота прикалывались и доприкалывались до того, чо Айк чуть Якубу вилку в глаз не воткнул. Там сразу пацаны подлетели, своих разобрали – Якубка вроде успокоился, а Айк вон, теперь психует, – Джа кивнул на живую стену из набриолиненых армян, насилу удерживавших своего распалившегося друга.
– Я если че, пожалуй, за Якуба впрягусь, – прикинул я, – Айк думает, если на втором курсе учится, то он охренеть че за старшак.
– Да, я тоже, – поддержал Джа.
Не успел он произнести этих слов, как кто-то схватил нас обоих за руки и резко оттащил за пределы круга. Я вырвал руку и обернулся, ожидая увидеть кого-то из приспешников Айка, подслушавших наш разговор, но перед нами стоял Муслим. Не выпуская рукав Джамала, он снова схватил меня и прошипел:
– А-ну, свалили отсюда!
– Э, в плане свалили?! – возмутился Джа.
– А хуля вы тут третесь? За кого впрягаться собрались? За Якуба впрягаться собрались?! – негодовал Муслим, когда мы отошли в сторону, – Он кто вам, чоб за него под пиздарез лезть?
– Он наш кент, вам! – огрызнулся Джа.
– Кент ваш? А он вас кентами считает?
– Я ебу? Наверное, считает… – произнес Джа и оба мы немного поостыли.
Муслим был в чем-то прав. Держа нас под руки, он потихоньку, как душевнобольных увел нас в сторону гума.
– Это бакланство, чо вы мутите, – учил он, – я понимаю, все себя показать хотят, но, по-братски, это детство. В хипише надо чью-то сторону принимать, только если другого нет варианта.
– Ну, да, двое парняг кипишнули, а собралось полмакса – как в цирке, я ебу, – согласился я и вспомнил, что вообще-то шел в первый гум на лекцию.
Мы стояли на улице у входа на малый сачок и курили. Можно было сказать, что первая зима в университете миновала. За это время я худо-бедно сдал сессию, попробовал экстази, начал активно тусоваться на R&B и научился безошибочно отличать грузин от армян и кабардинцев от балкарцев.
– Более того, – продолжил Муслим и выпустил кольцо дыма, – если вы его кентом считаете, то это еще не значит, чо он вас кентами считает. Надо по поступкам, по отношению судить.
– Ну, да…
– Я вам щас тему приколю, – взяв обоих под руки, Муслим уводил нас все дальше, – короче, в Нальчике два типа было, и они с детства всегда вместе лазили. И один всегда говорил за другого – вот это мой близкий, туда-сюда, я хочу выпить за своего близкого – ну, в таком плане. А второй гривой мотал, но не отвечал никогда. И один кон у них рамс случился из-за того, чо тот, который молчал, замутил с сестрой первого. И этот первый на рамсе говорит, ебанный свет, как ты мог так со мной поступить, ты же мой близкий. На что другой отвечает, а с чего ты, братуха, взял, чо
