Его сотрудники действовали по всей Европе, обеспечивая продвижение политических интересов Франции. По крайней мере, так мне было заявлено моими начальниками. А я удостоился встречи с самим руководителем секрета Шарлем-Франсуа де Брольи маркизом де Руфеком. Ему было под пятьдесят лет. И он был очень важным вельможей. Даже мой шеф граф де Кревкер слегка тушевался в его присутствии. Маркиз часто встречался с королем Людовиком и выполнял самые важные его поручения. И именно такой человек напутствовал шевалье де Ла Роша на тернистом пути шпиона.
– Молодой человек, – сказал он, пожимая мне руку. – Не чурайтесь того, что вы стали тайным сотрудником нашей организации. Мы стоим на страже интересов короля и защищаем их доступными нам способами. Граф высоко ценит ваше усердие и отмечает ваши успехи. Служите королю всеми силами, и награда не заставит себя ждать.
Признаюсь, что мне было лестно, что мою работу оценивают столь высоко такие важные персоны, как граф и маркиз. Я порой забыл, что меня принудили к службе, и стремился быть полезным своему шефу.
Но этим вечером, придя к себе, я был далёк от обычных дел. Совершенно случайно я прочитал на днях странное объявление (не в моих привычках читать газеты) и выяснил, что оно публикуется из номера в номер уже четвёртый месяц. Предприняв необходимые меры предосторожности, я посетил мэтра Милона, и, как говорится, возвратился с уловом. Теперь, предстояло его рассмотреть и оценить. Я почти не сомневался в том, что это весточка от моей матери, женщины, которую я не знал и всё равно любил. Мне предстояло прояснить моё прошлое. И пусть я был далёк от трепета, какой наверняка охватил бы меня двумя годами раньше, всё же сильно волновался. Поль, совсем недавно официально поступивший ко мне на службу, зажёг свечи в двух канделябрах, установив один на полке камина, другой – на столике. И я, устроившись в кресле, развязал ленту на свертке. В какой-то момент мне вдруг захотелось бросить бумаги в огонь, не читая, разве мало у меня своих насущных проблем, чтобы возвращаться за ними в прошлое? Но я знал, что не поддамся этому малодушному порыву, следуя устоявшейся привычке идти по начатому пути до конца, что бы ни ожидало меня впереди. К тому же, обыкновенное любопытство вперемешку с желанием узнать о своей матери как можно больше, толкали меня под руку.
Бумаг было немного. Первым было письмо на плотной дорогой бумаге, адресованное мне, написанное красивым женским почерком на четырёх листах, сложенных вдвое. Оно сразу привлекло мое внимание. Под ним были еще два документа. Я начал с письма, справедливо полагая, что его написала мать, и именно в нём следует искать ответы. Я развернул листы и стал читать:
Антуану Деломи в собственные руки
Мой дорогой сын!
Я, Аделаида де Сен-Жан, урождённая де Латур, последние семь лет сестра Октавия, монахиня бенедиктинского ордена и твоя несчастная мать, пишу тебе это письмо, дабы исправить чудовищную несправедливость судьбы по отношению к тебе, мой бедный мальчик.
Не было ни одного дня за эти двадцать восемь лет, чтобы я не думала о тебе, не молила Господа нашего о милосердии, не каялась в своём грехе! Я жестоко заплатила за свой проступок и готова платить за него также безропотно и дальше, отмаливая свой грех. Но твои мучения, твои мытарства, они должны быть вознаграждены ещё на этом свете! Видит Бог, я так хочу и молю Его об этом ежечасно и ежеминутно.
