Когда все собрались вместе, Хьюсоны принялись сперва снимать лощину, а затем и всех попутчиков, усевшихся с принужденным и неловким видом. Трой подумала, что мистер Лазенби, наверное, сравнивает лощину с местом сборищ аборигенов где-то в глуши Австралии. Мистер Поллок полистал брошюру и с негодующим видом воззрился на окружающий его ландшафт.
Кэли Бард подошел к Трой.
– Так вот куда вы сбежали, – буркнул он вполголоса. – А меня подцепила тем временем эта ошеломляющая дама. Кажется, она начинает движение «давайте будем как можно любезней с Натушем».
– Да, я знаю. Как вы откликнулись на ее лозунг?
– Сказал, что я и так до приторности с ним любезен. А теперь просветите меня насчет королевских судилищ. У меня своего рода аллергия к брошюрам, а то, что рассказывал шкипер, я начисто забыл. Выкладывайте, прошу вас.
– Так вы ловите бабочек? – спросила Трой, оставив без ответа прозвучавшую довольно фамильярно просьбу.
– Совершенно верно. Я любитель. Вы не находите эту страсть зловещей? У нее дурная репутация. Во-первых, тот ужасный фильм[1], а потом еще в «Собаке Баскервиллей» какой-то злодей носился по болотам с сачком для ловли бабочек и ботанизиркой.
– Ассоциаций предостаточно, но я вообще предпочитаю бабочек и мотыльков живыми. Вы не заметили тех двух мотоциклистов? Они прямо нас преследуют.
– По-моему, это друзья нашего юнги Тома. Они из Толларка, мы там сегодня остановимся. Постойте-ка, нас, кажется, зовут.
На «Зодиаке» прозвучали три коротких гудка. Вся компания заторопилась к теплоходу, уже вышедшему из шлюза. Слева по борту возвышалась плотина. За зеленоватой стеной падающей воды вся поверхность реки была покрыта пеной – пена громоздилась островками, горками, радужная, сверкающая на солнце, она распадалась на клочки и таяла на глазах.
– О! – восторженно вскричала мисс Рикерби-Каррик. – Как красиво! Да посмотрите же, – настойчиво обращалась она то к одному, то к другому. – Кто бы мог подумать, что эта тихая река может вспениться и превратиться в такое чудо. Ведь это дивный сон, не правда ли?
– Мне это больше напоминает день большой стирки, – выглянув из салона, сказала миссис Тритуэй. – Это все порошки. Там, за деревьями, фабрика моющих средств. Чай готов, – добавила она.
– Так прозаично! – огорчилась мисс Рикерби-Каррик. Капелька пены села на кончик ее носа. – Вот досада! – сердито сказала она и спустилась в салон, куда последовали и остальные.
– Красиво то, что кажется красивым, – возразил Кэли Бард. – У каждого свое представление о красоте.
Он обращался к Трой, но ответил Натуш, шедший следом за ней.
– Наверное, не столько представление, сколько восприятие, – сказал он. – Помню, как-то я гулял в лесу и заметил на полянке поразительно яркую алую точку и тут же решил, что это некая зловещая плесень, отравляющая исподтишка всю нашу землю и воздух. Потом я подошел поближе и увидел, что это консервная банка с красной этикеткой. Разве из-за моего открытия она стала менее красивой?
Он повернулся к Трой.
– На мой взгляд, нет, – ответила она. – Яркий цветовой контраст всегда красив и производит впечатление.
– Не возвращаемся ли мы к старому флорентийцу с шишковатым носом? – поинтересовался Кэли Бард. – Нам остается предположить, что художник приходил в восторг от каждого угря, морщинки и шишки.
– Совершенно правильно, – сказала Трой.
– Значит, если бы сейчас из этой пены выплыло что-нибудь, скажем, мертвая рыба или дохлая кошка, и если бы по цвету и форме они гармонировали с остальным, то, значит, это стоило бы рисовать и оно считалось бы красивым?
