Встретились в кузнице у Повха. Он был громадный человек в клочковатой бороде, с вечно поднятой одной бровью – не удивление перед потоком жизни, а след от угля, шибанувшего из горнила лет десять назад; голый по пояс, в засаженном фартуке, ворочал разумными, медленными щипцами раскаленный гвоздь – чинил борону и даже не поглядывал в ту сторону своего персонального ада, где толклись трое людишек.
А именно: Ромуальд Северинович, дядька Сашка и Витольд. Родичи помирились после той истории на танцах, чего уж там. Дядя продолжал подначивать племяша, как, впрочем, он подначивал всех и каждого. Кроме двоюродного брата Ромуальда.
Говорили тихо, хотя их речь хорошо охранялась молотком Повха.
– И сколько там их?
Дядька Сашка, не любивший выражаться просто и ясно, наоборот любивший выражаться цветисто, давать информацию с антуражем, прищурился, набрал в грудь воздуха, чтобы выкатить речь-рассказ.
Ромуальд осадил его:
– Ты давай не разводи…
Сашка вздохнул:
– Семь, семь как есть. Три настоящих дезертира, нашел на станции, аж у Гибуличах. – Дядька Сашка махнул рукой, обозначая баснословную даль, куда занесла его готовность помочь авторитетному родственнику. – А другим троим дал те шинелки, что ты выкинул с конюшни. Вонючие больно, лежалые.
Витольд тронул отца за рукав: мол, три да три – это не семь. Витольд отмахнулся – такая у него грамотность.
– Повтори, – потребовал Ромуальд.
Сашка кивнул и быстро близко к тексту задания изложил план на сегодняшнюю ночь: явиться перед рассветом сюда, в кузню, запалить два факела и ими размахивать, кричать погромче про народ, про буржуев-мироедов, потом идти к главному зданию во Дворец с криками через Гуриновичи. Там встретить дезертиров у флигеля Сивенкова и все камни – в оранжерею! Пусть будет похоже на тот давний зимний случай. Но злее. Если кто присоединится, не отгонять, с собой брать и не давать расходиться. Ничего ни в коем случае не подпалить, не входить в раж, а то… И как только Ромуальд Северинович с Витольдом выскочат на широкое крыльцо из господского дома, шмальнут из револьвера в воздух, с недовольным матом и бессильными угрозами отступить в темноту. И на лодке обратно на место, к мельнице Кивляка.
– У Кивляка и рассчитаемся, – сказал Ромуальд.
Дед Сашка вздохнул, в том смысле, что неплохо было бы и авансу немного за уже проделанную работу. Пан Порхневич только ухмыльнулся в ответ – вам дай сейчас, кинетесь к Волчуновичу на бимбер, так что после этого от имения и головешек не останется.
В принципе с оценкой ситуации бригадир потемкинских погромщиков был согласен, но натура тосковала по авансу. Угрюмо кивал: ладно, подождем.
– Дезертиры не подведут?
– Не, – отмахнулся Сашка, – кожа да кости, мухи не обидят, только что глотки луженые на митингах. Домой бягуть, там снова слых прошел – подтверждение на землю. Разбирать, мол, дозволяется, что от бар лишняя.
Ромуальд Северинович показал Сашке громадный кулак, которому сам Повх мог бы учтиво поклониться. Сашка понимающе кивнул и подмигнул Витольду, помалкивавшему рядом, мотая на отсутствующий ус сложную науку деревенского коварства.
