И она вдруг коротко подхихикнула, сняла очки и протерла стекла белым шарфом, оставшимся лежать тут же, поверх стопочек канцелярских папок.
– Нет, вот ты мне объясни – их что там, партиями штампуют?! Таких вот – ровных, гладких и тупых!.. Ну ладно, хватит об этом, а то ведь заведешься, так не остановишься… – Она резко, ребром ладони рассекла перед собой крест-накрест серый и плотный воздух. Все трое уже дымили, я же, как новенький, пока воздерживался. – Показывай, с чем пришел. А главное – с кем. Вот ты, не знаю пока как зовут… Боря… Закрывай дверь и садись на диван. На девочек еще наглядишься. Если, конечно, захочешь. И если мы захотим.
Мебель в кабинете была не канцелярская. Огромный двухтумбовый деревянный стол и напротив него такой же древний диван, с валиками по бокам, туго обтянутый таким же дерматином, что и дверь. Я оттолкнулся от пола и по скользкой обивке прополз к стене. Помнится, что никак не мог сообразить в тот момент – забавляют ее манеры или же раздражают. Да и, в общем, достаточно долго не мог разобраться.
– Ну что – это я вижу, и это я вижу… – Сдвинув очки на лоб, она быстро пролистала документы, которые ей передал Ежиков. – А вот этого не вижу. Где диплом?!
Вернув очки на место, она уставилась на меня, словно была уверена в том, что я ее просто разыгрываю и сейчас же достану из-за спины требуемые «корочки».
– Там… справка… – сказал я.
– Справку вижу, читать умею. А диплома не вижу. Почему?..
Я молчал.
– Наталья Евгеньевна, – попробовал было включиться в разговор Ежиков, – я же тебе человека привел. Зачем тебе к нему еще и диплом?
Но Провоторова не обращала на него внимания. Она рассматривала меня пристально и упорно, словно пыталась выцарапать остатки моей больной души до самой крошечки.
– Сколько учился?.. Пять с половиной лет!.. Сколько экзаменов сдал? И как хорошо сдавал? Так почему же нет диплома? Что же это у вас за мода пошла – все начинать и ничего не заканчивать?! Вилен Николаевич, – обратилась она к своему помощнику; тот уже закончил беседовать с трубкой и вернулся к столу, – ты слышишь, о чем мы говорим? Что они все себе в голову вбили?!
– Почему все? – встрял я не вовремя. – У нас в группе только я один без диплома.
– Только ты?!. Ежиков, а скажи мне, мил-друг, почему ты именно этого и привел? Там что, другого не оказалось?
Несчастный Ежиков поправил узел галстука и пощелкал по широкому воротнику подбитого ватой бушлата.
– Те, что с дипломами, Наталья Геннадьевна, они в другие места целятся.
– Поняла, не дура. Значит, «Гермес» себе лучшее отобрал, а нам скинули то, что никому уже не надобно… Вилен Николаевич, а ты что же молчишь?! Тебя-то это прежде всего касается.
Суркис, не отвечая, читал мои бумажки, что подвинула ему по столу начальница. Мы трое ждали. Потом я тоже привык к его манере. Каждый текст, независимо от степени важности и срочности, он изучал методично и последовательно от первого абзацного отступа до последней точки. Я-то всегда тороплюсь узнать к чему все это, сначала проглядываю документ по диагонали, а затем перечитываю лишь то, что касается меня непосредственно. Зато, наверно, и упускаю очень многое.
Да я бы и жизнь свою, право слово, сначала пробежал бы начерно, а после потопал бы, не торопясь и в удовольствие, именно там, где нужно. Вилен же выжимал последнюю каплю смысла из каждой буквы, отыскивая подспудное значение в каждой опечатке, допуская, что и чужие ошибки могут потом оказаться весьма полезными.
