Так что вряд ли Мишка с утра выпил хотя бы даже двадцать пять граммов. Просто возбудился человек, предвкушая вечернее застолье, и затребовал к себе еще и меня, разделить с другом шумные семейные радости. Я поначалу отнекивался, но тут трубку взял Яков Семенович и приказал быть немедленно, так быстро, как только получится, и ни в коем случае не ломать голову над подарком, поскольку и так понатащат всякого ненужного. Но я все-таки завернул по пути на Кузнечный рынок, где и обменял последнюю пятерку на три гвоздики. Стипендия кончилась, а на кафедре, где мне тоже подкидывали червонца четыре в месяц, платить еще будут не скоро. Но не мог я прийти в этот дом с пустыми руками. Хозяйка мне бы этого не простила.
В своей правоте я убедился, едва оказавшись в прихожей. Мужчины – Мишка с отцом – встретили меня таким радостным ревом, словно я и был самый желанный гость. Людмила Константиновна, выйдя на шум из столовой, в переднике поверх розового, открытого платья, смерила меня от макушки до пяток. Я сразу догадался, что мое появление с ней никак не согласовано. Однако воспитание не позволило ей завернуть меня прямо с порога. Она тоже сказала, что очень рада, а цветы – прекрасный подарок. Вытренированный голос не фальшивил, только глаза щурились и никак не хотели блестеть. Да и ладно, подумал я, не к тебе же пришел.
Народ еще только собирался, и я сразу же включился в предзастольную суету: таскать закуски, расставлять рюмки, раскладывать вилки, открывать лимонад и вино. Лена трудилась на кухне. Одета она была не слишком шикарно – черная юбка выше колена, но пальца на два, не больше, и светлая блузка в полоску с широким отложным воротником. Волосы падали на плечи, загибаясь кончиками наружу и вверх. Она укоротила их и больше уже не перехватывала лентой по-школьному, а позволила падать свободно. Ей все шло, все подходило, что бы она ни сделала, ни надела, но эта прическа меняла ее совершенно. В качестве будущей невестки Лена усердно резала тоненькими ломтиками ветчину. Я рассказал ей с ходу сказку, чешскую что ли, как королева выбирала жену сыну, заставляя кандидаток обрезать кожицу у сыра. Но тут же понял, что попал не в тон, и поспешил убраться, тем более что основные мои обязанности оставались все-таки в столовой.
Гости собирались еще битый час. Мужчины оседали в кабинете хозяина, женщины, вытеснив нас с рабочих мест, сновали меж кухней и столовой, и мы спрятались в Мишкину комнату. Отдельная келья, метров двенадцать, прямоугольная, со стандартным окном, выглядывающим в неумытый питерский двор. По длинным стенам тянулись стеллажи с книгами, по коротким стояли друг против друга письменный стол и диван. Над ними тоже висели полки с папками и конспектами. Тома стояли вперемежку – монографии по физике поля, тензорному анализу, механике сплошных сред перемежались белыми суперобложками кирпичей переводных романов и черточками стихотворных сборников. То ли жилье, то ли кинодекорация к бытию современного молодого ученого. А из шпингалета на раме шуруп, между прочим, вывернулся почти на треть, так что, пристраиваясь на подоконнике, я едва не порвал рукав единственного пиджака.
Пока я устраивался поудобней и безопасней, они уже ссорились. Для молодых и влюбленных такое состояние привычно. Они словно бы оттачивают друг на друге свои ощущения жизни. И это в общем-то хорошо. Плохо то, что они постоянно втягивают в свои отношения оказавшихся рядом и внимательно смотрят – чью же сторону примут знакомые и соседи. Поскольку же в этом треугольнике я не мог быть только безразличным ко всему основанием, то фигура у нас получалась совсем неустойчивая.
