Напряженный и расстроенный после недавнего выяснения отношений Айк тоже как-то внезапно расслабился, и его улыбка вновь обрела ту непостижимую искренность, которой я до сих пор не переставала поражаться. Не знаю, за кого он впоследствии выдаст меня перед своими друзьями, и как объяснит свое публичное появление в моей компании среди бесспорно знающих его в лицо посетителей «Рубенса», но сейчас, сколько бы я не всматривалась в эти огромные небесно-голубые глаза, я не замечала в них и тени неловкости за мое общество. Лучшего способа поднять до немыслимых высот мою безнадежно заниженную самооценку нельзя было и представить, и та самая безрассудная половина, самозабвенно растратившая на тряпки свои скудные сбережения, в итоге одержала сокрушительную победу на превратившимся в отдаленное эхо голосом разума.
По сравнению с нашими дальнейшими действиями, все предыдущие безумства выглядели не менее логичными, чем теорема Пифагора, однако, когда Айк неожиданно предложил провести обещанный ликбез на свежем воздухе, я безоговорочно приняла его в равной степени заманчивое и сумасшедшее предложение.
Если судить по тому, что на улице уже почти стемнело, мы засиделись в «Рубенсе» часов до десяти. Так как на этот раз наученный горьким опытом прошлой ночи Айк оставил скутер в гараже, мне предстояло сделать выбор между поездкой на такси и пешей прогулкой. Я так боялась нарушить очарование этого странного вечера, иллюзорными нитями незримой паутины окутавшее окружающую меня реальность, что единолично разрешила дилемму в пользу передвижения на своих двоих, относительно чего, мой спутник, совершенно не возражал.
Сумерки в Перовске всегда казались мне слишком густыми, вязкими и как будто бы вечно грязными. Возможно, виной тому были многочисленные предприятия, расположенные практически в черте города и зажимающие Перовск в плотное кольцо круглосуточно поднимающихся из труб клубов черного дыма. Тетка Василиса рассказывала, что в связи с захлестнувшим страну экономическим кризисом, большинство заводов существенно сократило производственные мощности, и я могла только догадываться, какой атомной смесью из химических примесей и промышленных выбросов дышали местные жители в финансово благополучные времена. Не скажу, что воздух в моей родной столице обладал кристальной чистотой девственного уголка нетронутой природы, но там главную причину загрязненности составляли, в основном, автомобильные выхлопы, а вредные производства, как водится, размещались далеко на периферии, и по прибытию в Перовск я долго ощущала какую-то неприятную резь в легких, пока мой прошедший наркотический «Крым и Рым» организм постепенно не адаптировался к здешним особенностям.
Я редко бывала в центре – жила на отшибе, работала в микрорайоне – и все вокруг выглядело для меня чужим и незнакомым. Проспект Вознесенского с его дорогими магазинами, зеркальными высотками административных зданий, аккуратно подстриженными кронами деревьев и престижным квадратом жилых домов, хотя и был назван мною в качестве домашнего адреса, являлся недосягаемой мечтой ютящихся в малосемейках перовцев, потому что расценки на квартиры здесь давно сравнялись со столичными и, невзирая, на кризис, продолжали стремительно ползти вверх. Наверное, воспринявший мою бесхитростную ложь на удивление спокойно Айк предполагал, что мои родители принадлежат к старой гвардии, заселившей Вознесенские дома еще на заре цивилизации и даже за баснословные деньги не желающей продавать нуворишам свою недвижимость, потому как принять меня за представителя перовского бомонда при любом раскладе было исключительно сложно.
