–Ну, Римма, давай рассказывай, кто твой тайный поклонник! – с громким хохотом потребовал вооруженный напоминающей средневековую рапиру лыжной палкой Вовка Краско, как только я показалась в пределах его видимости. Вовка приехал в Перовск из какого-то отдаленного сельского населенного пункта и в докризисные временя неплохо зарабатывал на стройке, а когда большинство объектов резко заморозили, предпочел общественные работы возвращению в родную деревню.
–Какой, к чертовой матери, поклонник? – я присела на изящную скамеечку, органично вписывающуюся в симпатичный скверик, разбитый вокруг торгового дома, и выбросила окурок в урну, – что это еще за шуточки?
–Какие шуточки, Римма? – в голос заржал Вовка, – вон, у Степановны спроси, если мне не веришь. Она-то уж точно шутить не любит!
–Развели тут цирк! – бесшумно материализовавшаяся из-за угла бригадирша блестяще подтвердила Вовкины слова об отсутствии у нее чувства юмора. На лице Нины Степановны отчетливо читалось такое неприкрытое возмущение, что мне стало слегка не по себе, – ты уже в курсе, Дивина, что случилось?
–Нет,– едва слышно ответила я, обуреваемая целой гаммой нехороших предчувствий, -я же два дня из дома не выходила, болела невозможно…
–Ага, ты, значит, болеешь, а твои обожатели коммунальную собственность портят. Еле-еле мне удалось начальство упросить, чтоб за стекло на остановке с ваших зарплат не вычитали, поменяли же его все-таки в субботу тогда. А сегодня с утра уже звонит мне Семенченко, бригадир, который сейчас за Спасский отвечает и говорит, а ты знаешь, Степановна, павильон ночью опять разрисовали той же краской несмываемой. Я ему – мои какие проблемы, нас на другой участок перевели, а Семенченко мне и отвечает: а не у тебя разве в бригаде Римма есть? Так вот, Дивина, на стекле здоровенными буквищами написано: «Римма, я очень сильно жду звонка»!
ГЛАВА XVII
Услышанное поразило меня до такой степени, что я окончательно потеряла самоконтроль и, преданно глядя Степановне в глаза, с надеждой поинтересовалась:
–А номер телефона он, случайно, не указал?
–Твою мать, она еще и издевается! – взвилась неверно истолковавшая мой машинально вырвавшийся вопрос бригадирша, – опять, наверное, дружков-наркоманов вокруг себя понасобирала! Разве ж нормальному человеку в голову придет послания на остановке малевать? С ума сойти можно, Дивина, одни проблемы от тебя!
–Да оставь ты ее в покое, Степановна! – неожиданно вступился за меня Вовка, – скорей всего, это вообще про какую-нибудь другую Римму написали! У нашей ведь даже и телефона нету. Ты сама подумай, кому она нужна?
Как ни странно последний из приведенных по-деревенски беспардонным Вовкой аргументов показался бригадирше наиболее убедительным, и она, наконец, прекратила угрожающе наступать на меня с недвусмысленными намерениями за шкирку вытрясти правду о ночном акте вандализма.
–И то верно, – окинув меня задумчивым взглядом, согласилась Нина Степановна, – но ты смотри у меня, Дивина, последний раз предупреждаю: занаркоманишь – пинком под зад с работы вылетишь! Ладно, идите инвентарь разбирать, надо до открытия территорию в порядок привести.
По логике вещей, явно не страдающему избытком деликатности Вовке нужно было выразить персональную благодарность за весьма оригинальный способ спасения моей попорченной следами инъекций шкуры от неминуемой расправы, но мне вдруг стало невыразимо мерзко на душе. Черт побери, если я для зачуханных работяг с заросшими многодневной щетиной рожами кажусь как минимум огородным пугалом, какая реакция ждет меня, когда я заявлюсь в МПУ, где сдают государственное тестирование выпускники элитных заведений? Всеобщая паника с дикими криками «Спасайся кто может» и объявлением срочной эвакуации?
