– А вот в город ты ездил на неделю, что же – молчал в нём всё время? Там, Нина сказывала, за такие речи в кутузку каждого кидают.
– Не молчал, Броня! Но говорил я эти речи в общественной бане, в парной, перед голым нашим народом. Там доносчику к телефону долго бежать. Пока он, голый, банщика докричится, пока ему кабину с одеждой откроют, я уже его взглядом запеленговал и к заключительной части лекции перешёл… По три бани в день обходил! Чтобы народу разъяснить положение дел… У городских от плохой пищи мозги консервируются при жизни, они – как дети: им всё подробно растолковывать приходится.
– Какую ты тактику разработал! – изумилась Бронислава. – Ну, голова!
– Не я. А Гражданская оборона теперь всему голова, – сказал он без прежнего подъёма – то, что без устали твердил на каждом колхозном собрании, перед правлением. – Дружины должны быть повсеместно. Которые свой народ защищают. И всё.
– А чего делать-то в ней надо? Витьку? В дружине твоей?
Макарушка засмеялся:
– Всё, что скажем!.. Его в армии учат, чего с захватчиками делают. Он знает, зелёный берет.
Потом добавил, помрачнев:
– У нас денег больших нет. И не будет: мы ни анашой, ни Родиной не торгуем. Зато нравственность есть. Вековечная.... Обороняться от дурных денег чужих придётся, Бронь! Того гляди, землю из-под нас, как в Ключах, выдернут. Тогда – хоть в небушке живи… Опять отстаивать её пора настала, землю нашу.
Бронислава оглянулась на спокойный казённый сад – огромный, неподвижный, овеваемый пургою, будто кисеёй.
– Вот, Макар, – назидательно сказала она. – Не примотали бы к яблонькам нашим дранку, и зайцы бы всю кору обгрызли с них догола. И каких яблоков от сада покалеченного тогда ждать?! А?.. Разве же можно допускать, чтоб кожу-то с нас живьём сдирали, как с городских да с ключевских? Нет. На нас идут заграничники – а мы пограничники тогда везде будем. И против ихого одного от нас тыща выйдет. Погоди! Витёк наш вернётся – и оборонимся, – успокоила она Макарова. – Может, ещё и погоните паразитов-то этих, христопродавцев, от Буяна – и до самой границы.
– А никуда не денешься, Бронь: деньгами воевать мы, русские, не можем: нам остаётся – кулаками… Ну, ничего! Если все разом распрямимся, разве мы иуд богатых не вышибем? Разгоним. И с большим ускорением.
Он снял волчью шапку, сбил с неё снег, сильно ударив о колено, и нахлобучил снова. Бронислава же задумалась.
– Вот, и войны нет, – а война кругом нас идёт, – сказала она.
– Да… Кто только на Россию нынче не накинулся, – охотно поддержал её Макарушка. – Слыхала, как Дальний восток захватывают? Рисовой водкой дешёвой, в пакетах, весь Приморский край забросали… Ох, протрезвеют мужички после время. В ярме в китайском.
– А против водки-то как бороться? – растерялась Бронислава. – Оно наверно и не придумано. Разве только в рукопашную…
– Против водки? Как против химического оружия!.. Странные вопросы, вообще-то, задаёшь, Кочкина. Эх, ты: броня крепка и танки наши быстры!
Но налетевший ветер взвихрил с клумбы снег, осыпал снова и Макарушку, и Брониславу, и кружащееся снежное марево скрыло их друг от друга.
– Ну, привет ему передавай! Витьку… А я к Ильшину иду, – говорил невидимый Макарушка уже издалёка.
– Насчёт чего? – ласково кричала ему в слепой снежной пустоте Бронислава.
– Насчёт фи-нан-сиро-вания!
– Так он, поди, не да-а-аст!
– Даст! Договорились! Общее районное собрание про дружину всё решило! – долетало из пурги. – Подписать осталось. Дело-то святое… Яблоньки прикрыли, а людей не прикроем? Прикроем! А то какие мы хозяева у себя будем? Да никакие!
