Фашистская авиация – бомбардировочная и истребительная – до момента, когда советские ВВС стали превосходить немецкую и количественно и качественно, была надёжным помощником сухопутных войск. Красная Армия в первый год войны, особенно в начальные месяцы, не могла надеяться на серьёзную поддержку с воздуха, полагаясь только на мужество и стойкость пехоты и средства её сопровождения, поэтому, выражаясь канцелярским языком, и безвозвратных потерь в ней было неизмеримо больше, чем в других родах войск. И немцы вскоре почувствовали силу русского духа, на всех стратегических направлениях, в особенности на подступах к Москве. Вот дневниковое признание от 1 декабря 1941 года командующего группой армий «Центр», о котором уже упоминал, генерал-фельдмаршала Фёдора фон Бока: «…Представление, будто противник перед фронтом группы армий был «разгромлен», как показывают последние 14 дней, – галлюцинация. Остановка у ворот Москвы, где сходятся системы шоссейных и железнодорожных путей почти всей Восточной России, равнозначна тяжёлым оборонительным боям с намного численно превосходящим врагом. Силы группы армий уже не могут противостоять ему даже ограниченное время… очень близко придвинулся тот момент, когда силы группы будут исчерпаны полностью… сила немецких дивизий в результате непрерывных боёв уменьшилась более чем наполовину; боеспособность танковых войск стала и того гораздо меньше… группа армий вынуждена в самых тяжёлых условиях переходить к обороне…»
Немецкий историк К. Рейнгардт дополняет эти признания: «В связи с большими потерями группа армий «Центр» была в конце концов вынуждена на всём фронте перейти к обороне. Большинство дивизий потеряли до половины своего первоначального состава. С начала наступления, 15 ноября, до конца ноября потери группы армий составили 33 795 человек, а общие её потери достигли примерно 350 тысяч человек… Но потери материальные не шли ни в какое сравнение с потерями морально-психологического характера. Контрудары русских дивизий вызвали на некоторых участках фронта 2-й танковой армии и 4-й армии настоящую панику среди солдат. Командование было вынуждено признать, что войска утратили свою обычную выдержку и уверенность…» Более наглядно выразил эту мысль представитель Министерства иностранных дел при штабе 2-й армии граф Босси-Федриготти: «Солдат на фронте видит только, что каждый день перед ним появляются всё новые и новые части противника, что дивизии и полки, которые давно считались погибшими, снова вступают в бой, пополненные и окрепшие, и что, кроме того, эти русские войска превосходят нас не только числом, но и умением, так как они очень хорошо изучили немецкую тактику. Немецкий солдат на фронте видит, что ряды армии настолько поредели, что при всей храбрости вряд ли удастся противопоставить противнику сколько-нибудь значительные силы».
Признание противником воинской доблести своего недруга, на мой взгляд, это самая объективная оценка его деловых и морально-политических качеств в отличие от ангажированных визгов тех либероидов, которым советский солдат пришёлся не по нутру. Дело дошло до того, что бредово мыслящие антисталинисты, типа А. Минкина, даже задумались над вопросом: «А вдруг было бы лучше, если бы не Сталин Гитлера победил, а Гитлер – Сталина?» Над этой задачкой не стоит ломать голову, ответ на неё содержится в последней части вопроса и аргументируется следующим образом: «В 1945 году погибла не Германия (никто такой цели и не преследовал. –
