На переломе - страница 54

). Погиб фашизм (увы, он не был добит до конца. – В. С.). Аналогично: погибла бы не Россия, а режим. Сталинизм… Может, лучше бы фашистская Германия в 1945 году победила СССР? А ещё лучше б – в 1941! Не потеряли бы мы свои то ли 22, то ли 30 миллионов… Мы освободили Германию… Лучше бы освободили нас? Вполне вероятно, что рабство под Гитлером не длилось бы больше, чем под Сталиным, а жертв, может быть, было бы меньше… Согласитесь, ведь рейх – это же бред. Долго ли смогли бы победившие фашисты удерживать побеждённую Европу?.. Партизаны… Союзники… Всё это развалило бы тысячелетний рейх лет за пять… Свобода от сталинизма пришла бы в 1941-м, а от захватчиков – в том же 1945-м, максимум в 1948-м». И этак мыслит не пациент палаты № 6, а один из глупоречивых представителей современных средств массовой информации. Как будто ему неведомы истинные замыслы Гитлера. «Надо любыми средствами (курсив мой. – В. С.) добиваться, чтобы мир был завоёван немцами, – декларировал он свою программу в «Майн кампф». – Если мы хотим создать нашу великую германскую империю, мы должны прежде всего вытеснить и истребить славянские народы – русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев, белорусов. Нет никаких причин не сделать этого». Видимо, Минкин не славянин, потому и надеялся, что его не истребят. Они действительно живучи, эти минкины. Но ведь Гитлер не жаловал и другие народы, и конкретный Минкин сохранился на белом свете благодаря победе советского народа, которому он стал неблагодарен и в котором лидирующую роль играла русская нация, принадлежащая, по последним данным учёных (в том числе антропологов), к ариям. Только не фашиствующим. А бесноватый Шикльгрубер, приобретший известность под псевдонимом Гитлер, затесался в их ряды только по присущему ему самозванству.

В ходу у минкиных и другая версия – о том, что в первые десять дней с немцами никто не воевал, потому что «народ – и, соответственно, армия – не хотел умирать за советский строй, за сталинский социализм, за диктатуру пролетариата. Но потом, когда народ понял, что фашисты хуже большевиков, начало расти сопротивление врагу и война превратилась в отечественную»[12]. Она рождена одним из первых постсоветских квазилибералов, человеком вроде бы здравомысленным в отличие от А. Минкина, но тоже не из благих побуждений, и легко опровергается свидетельствами принимавших участие в первых июньских боях 1941 года немецких военачальников, которых трудно заподозрить в добрых чувствах к Красной Армии. «Первые сражения в июне 1941 года показали нам, – отмечает начальник штаба 4-й немецкой армии генерал Блюментрит, – что такое Красная Армия. Наши потери достигли пятидесяти процентов. Пограничники защищали старую крепость в Брест-Литовске свыше недели, сражаясь до последнего человека, несмотря на обстрел наших самых тяжёлых орудий и бомбёжку с воздуха… Поведение русских войск даже в этой первой битве являло собой поразительный контраст с поведением поляков и западных союзников, когда те терпели поражение. Даже будучи окружёнными, русские держались за свои позиции и сражались». Это на Западном фронте. Но и на других фронтах советская армия сражалась не менее мужественно. Оберштурмбанфюрер эсэсовских войск, которые Гитлер обычно посылал в регионы, где складывалась тяжёлая для фашистов ситуация, Пауль Карл Шмидт, автор книги «Восточный фронт», воспроизводя первые дни войны в Прибалтике, не скупится на лестные слова в адрес противника, которые опровергают откровенную ложь современных антисталинистов: «Немецкие солдаты начинали сознавать, что с таким противником нельзя не считаться… 126-я пехотная дивизия из земли Рейн-Вестфалия, сражаясь бок о бок с солдатами из Шлезвиг-Гольштейна, также на собственном горьком опыте познали силу и стойкость советских войск. То, что эта танковая война в Прибалтике не станет весёлой прогулкой, лёгким блицкригом, встречей профессионалов с дворовой командой, немцы на горьком примере познали уже в первые сорок восемь часов после начала кампании».