– Я знаю. Кирилл мне говорил. Я хотел к тебе приехать, когда узнал, но он меня опередил. Это ведь началось после взрыва?
Я кивнул.
– Просто хочу, чтобы ты знал. Хочу быть с тобой честным. У нас нет времени на ложь и полуправду. Может, я слишком драматизирую. Или сгущаю краски. Мне всегда было трудно открываться людям. Даже брату. Я никогда не говорил ему об этом. Тебе сказал, потому что ты единственный, кто может понять. Ты ведь тоже почти Охотник. И тоже всю жизнь разрывался между собой и тем, вторым. Не знаю, сколько еще смогу выдержать. Но постараюсь быть тебе хорошим сыном, – все это я скорее выдохнул, чем произнес. Слова вылетали сами собой, короткие, отрывистые фразы повисли в воздухе. Ночью я не способен составлять пространные предложения или пытаться смягчить свои слова. Это время Охотника – а он привык мыслить и выражаться прямо, без обиняков, не стараясь обойти острые углы.
– Времена меняются, Алек. Ты думаешь, что Охотники долго не живут – но ты другой. Ты из нового поколения. Твои слова и поступки, решения, которые ты принимаешь, твой образ жизни – все это свидетельства того, что ты в первую очередь человек, а не хищник. Он силен, да, его древние инстинкты способны легко заглушить голос разума, я прекрасно знаю об этом. Но ты сильнее. Ты даже сам не подозреваешь, насколько. Твоя мама гордилась бы тобой. Это ее заслуга, отнюдь не моя, – Август наклонился ко мне через стол и произнес все это медленно, размеренно, четко, глядя мне в глаза, словно внушая, – Ты не застал ни одного старого Охотника, а я с ними часто общался. И знаю, какие они были. Поверь, они никогда даже не пытались задумываться о вещах, о которых ты говоришь. Они жили во власти своих инстинктов, и им больше ничего не требовалось, это был их потолок. Я часто ездил с ними на…, – Август замялся, подбирая правильное определение, – задания, и видел, как они действуют. Никто из них не испытывал мук совести, когда приходилось отбирать чью-то жизнь. Ни один из них не дрогнул, когда перед ними вставал этот выбор. Так что, прошу тебя, не говори о себе так, будто ты проклят. Да, тебе нелегко, потому что в отличие от своих предшественников, ты можешь мыслить. Но это делает тебя сильнее. Намного, чем ты сам думаешь.
– Может быть. Но иногда я не уверен в этом, – как ни странно, мне стало легче после слов Августа. Он произнес то, что я так долго хотел услышать. Не почувствовать самому, а услышать со стороны, от другого человека. Порой тебе действительно нужна такая поддержка. Особенно ночью, особенно в это глухое время, когда ты наиболее уязвим и слаб.
Август усмехнулся:
– Мне бы твою неуверенность! Хотя бы часть ее, тогда, двадцать пять лет назад. И может, все сложилось бы по-другому, – он бросил взгляд на часы на стене, – О, а мы засиделись, время-то уже позднее. Ты не хочешь отдохнуть? Или передумал начинать первый день нового года с пробежки?
– Не передумал. Сейчас лягу. Надо поспать хотя бы несколько часов.
– Тебя разбудить?
– Нет, я уже привык просыпаться в одно время.
Ночь выдалась долгая, но для меня она многое прояснила. Теперь у меня была цель.
***
С тех пор прошло уже два с лишним месяца. Я не особенно продвинулся в своих поисках. Сильные морозы загнали всех в тепло. Деревня была окутана непроницаемым туманом, из труб непрерывно поднимались мягкие столбы белого дыма, и только наш дом, находящийся на отшибе, купался в холодном сиянии скупого зимнего солнца.
