Генри, напротив, яростно колотил по высокой траве и сорнякам, пока пробирался по тропе к лесу.
– Какой же я был дурак,– бормотал он себе под нос,– что отошел от дел так рано, считая, будто счастье можно обрести в уединенном домике! Я воображал себе простоту столь же очаровательную, как милая детская сказка. Две чашки, одна украшена розами, а другая – васильками. Две тарелки – одна с голубой каемочкой, другая с красной. Два яблока на ветке, оба румяные, но одно самую чуточку больше другого. И оно предназначается мне! Я мужчина и по праву могу иметь яблоко побольше. Ах, жизнь могла бы быть так чудесна, если б только у Эллы было представление о гармонии вещей. Как бы я был счастлив, будь она не такой жадной, будь она более добронравной, более ласковой, с волосами чуть посветлее, более стройной и лет на двадцать помоложе! Но какой толк ждать, что такая женщина изменится к лучшему?
Так он размышлял, и вдруг взгляд его упал на невиданной красоты гриб рода «клавария», и Генри вскрикнул от восторга. В «Домике трех медведей» хозяйство вели экономно и использовали в пищу различные дары лесов и полей, в том числе ягоды и съедобные травы, но прежде всего всяческих представителей царства грибов, которые они находили особенно вкусными и питательными.
Поэтому Генри сорвал гриб и завернул в носовой платок. Его естественным побуждением было рвануться к дому, сияя от восторга, влететь к жене (или, возможно, войти c нарочито мрачным видом, держа находку за спиной как сюрприз), но, в любом случае, рано или поздно обнаружить себя, с радостью воскликнув: «Любовь моя, вот дивный экземпляр рода „клавария“! Разжигай огонь, дорогая, и подай его горячим к обеду. Ты съешь чуть-чуть, и я съем чуть-чуть, так что мы оба съедим по половинке». Но этот благородный порыв был задавлен мыслью о том, что Элла была не столь добронравна, белокура, стройна и молода, как ей следовало бы быть. «К тому же, – подумал Генри, – она наверняка замыслит отщипнуть лучшую половину себе, да и, в любом случае, резать гриб будет ошибкой, поскольку из него вытекут питательные соки».
Он огляделся по сторонам в надежде найти еще один гриб, но тот оказался единственным. «С какой бы радостью, – подумал Генри, – я нес его домой, если бы меня встречала женщина, которую я так часто себе воображал. Я бы с готовностью пожертвовал соками. Но в сложившихся обстоятельствах лучше всего поджарить его на палочке. Жаль, ведь при таком способе приготовления грибы усыхают».
Он начал искать ветки, чтобы развести небольшой костер, и почти сразу же заметил другой гриб необычайно интересной формы и жемчужно-бледного окраса, который очень много говорит естествоиспытателю. Он тут же узнал в нем Amanita phalloides, известный в простонародье как бледная поганка, да извинят дамы мой неизящный стиль. Он сочетает в себе приятную наружность и разрушительное наполнение: маленький кусочек его сразит человека, словно удар молнии. Генри уважительно глядел на этот смертельно опасный гриб и не мог сдержать дрожи.
– Однако, – сказал он, – уж очень изысканно этот гриб смотрится. Кажется, что он вот-вот превратится в легконогую фею, дивное маленькое создание с золотыми волосами…
Тут его осенило.
– Клянусь всеми чудесами света! – воскликнул он. – Фигурально выражаясь, именно это я и вижу!
Дрожащими руками он срезал смертоносное лакомство и завернул в платок рядом с первым грибом, аккуратно проложив его полотном, чтобы они не соприкасались.
