Он снял в «Барашке» роскошный номер и не давал покоя портье. Он то посылал мальчишку на Пикадилли за хризантемами, чтобы почувствовать аромат надвигающейся осени, которую он уже не увидит. То гонял посыльных в Сохо за французскими сигаретами, чтобы мысленно очутиться в небольшой гостинице с видом на Сену. Еще он заказал на время из галереи в Нейи полотно Мане, чтобы «попытаться пожить рядом с ним», как он выразился с загадочной улыбкой. Будьте покойны, он ел и пил все самое лучшее – один кусочек того, один бокальчик сего. Ему со многим надо было попрощаться.
В последний вечер Луис позвонил Селии, чей голос ему захотелось услышать еще раз. Сам он, конечно, ничего не говорил, хотя думал сказать: «Вместо того чтобы повторять „Алло“, скажи лучше „Прощай“». Однако она это уже сказала, а Луиса учили никогда не жертвовать хорошим вкусом ради плохого словца.
Он повесил трубку и открыл ящик стола, где хранил свой солидный запас веронала.
«Похоже, глотать придется много, – подумал он. – Все относительно. Я гордился тем, что не принадлежу к числу паникующих и психованных самоубийц, которые в минутном порыве выжигают себе нутро отбеливателем. Кажется едва ли менее цивилизованным завершить приятную неделю двадцатью таблетками и двадцатью глотками воды. Впрочем, такова жизнь. Зачем утруждаться».
С этой мыслью он поудобнее устроился на подушках, поздравил себя с выбором пижамы и поставил рядом с часами на прикроватном столике фотографию.
– Аппетита нет, – проговорил он. – Я заставляю себя есть в качестве долга перед друзьями. Нет ничего скучнее отчаявшегося влюбленного.
С этими словами он принялся за свою последнюю легкую и незатейливую трапезу.
Таблетки подействовали быстро. Наш герой закрыл глаза. Натянул на лицо улыбку, приличную для человека со вкусом, когда его найдут поутру. Выключил двигатель, который несет нас от мгновения к мгновению, и приготовился отойти в царство теней.
Переход длился долго. Он не ждал никакого приземления и был несказанно удивлен тем, что встретила его не пустота, а осознание того, что он лежит мертвый в роскошном номере гостиницы «Барашек».
– Вот он я, – произнес Луис. – Умер! В гостинице «Барашек»!
Эта мысль оказалась настолько удивительной, что подвигла его тотчас вскочить с кровати. Он заметил, что тело осталось лежать, и с радостью увидел, что улыбка по-прежнему у него на губах и смотрится чрезвычайно элегантно.
Он подошел к зеркалу взглянуть, способно ли его теперешнее лицо на столь же утонченное выражение, но ничего там не увидел. Тем не менее, он явно обладал руками и ногами и чувствовал, что по-прежнему может изящно двигать бровями. Из этого Луис заключил, что он почти такой же, как прежде, только немного другой.
– Я просто стал невидимым, – проговорил он, – и в этом есть определенные преимущества.
Он решил тотчас же выйти на улицу, чтобы немного поразвлечься. Спустился по лестнице, прошел вслед за уезжавшим постояльцем через вращающиеся двери и через две минуты уже шел по Корк-стрит. Похоже, время было чуть за полночь; ему повстречался полисмен, пара такси и несколько дам, которые вообще его не заметили.
Однако он прошел всего ярдов[22] двадцать и только-только оказался у двери своего портного, когда из тени у ограды мастерской отделилась худая темная фигура, которая подошла к нему сзади и произнесла:
– Чтоб вас разодрало сверху донизу, долгонько же вы собирались!
